– Послушайте, я должен ее увидеть, я должен побыть с ней. Вот увидите, ей станет лучше.
– По-моему, ваша травма все же не прошла бесследно, и вы возомнили себя всемогущим, – говорил Сергей Иванович. Но Антонов уже почувствовал, что тот почти сдался.
– Вы же сами утверждаете: у нее нет шансов, она обречена. Какой, скажите мне, какой вред смогу принести ей я? Эти идиотские правила, кто их только придумал? Они существуют только в нашей стране, наверное. Для кого они, кому от них лучше? Сергей Иванович, вы должны меня туда отвести. Иначе можете считать, что вы лишили девушку последней возможности вернуться к жизни, – Олег замолчал.
– Хорошо, я подумаю. Но сначала томография, слышите, а уж потом посмотрим, кто кого и куда отведет.
– Спасибо. Я знал, что вы не откажете.
– Идите к медсестре, Антонов. Она проведет вас по всем кабинетам, какие вам нужно сегодня обойти. Да, и раньше времени не обольщайтесь.
Гончаров ушел, а Олег порадовался своей маленькой победе. Мужчина нашел молчаливую медсестру. Получив от нее инструкции, когда и где он должен быть, Антонов отказался от ее сопровождения и сам прошел все назначенные Гончаровым обследования. К обеду он уже сидел в палате и ждал приговора своего доктора. Слава Богу, Сергей Иванович принял правильное решение. В тихий час, когда больные разбрелись по палатам, Олег вместе с ним отправился в реанимацию.
– Я даю вам полчаса, слышите, всего полчаса, – сказал Гончаров и оставил Олега у двери, за стеклом которой он увидел Ксению.
Девушка была подключена к аппарату искусственного дыхания. Ее перебинтованная голова, тело, опутанное проводками и датчиками, шокировали Антонова. Подойдя вплотную к кровати, мужчина растерялся и на секунду засомневался: «А вдруг Гончаров прав, и все бесполезно?» Но тут же отбросил эту мысль и придвинул к кровати стул. Олег взял Ксению за руку, она казалась абсолютно холодной. Мужчина закрыл глаза. Он не знал, зачем делает это, но чувствовал, что так надо. Антонов представил, как идет по тому странному лесу. А внизу под ногами движется белый туман. Вот эта дымка поднимается все выше и выше. Она вползает на кровать Ксении. Медленно, издавая тихое шуршание, пелена покрывает все тело девушки. Олег не видит Ксению, но он чувствует, как ее рука становится теплой. Ему даже показалось, что девушка пошевелила пальцами. Когда туман исчез, мужчина заметил, что щеки девушки слегка порозовели, а веки как будто стали подергиваться.
– У меня получилось, – произнес шепотом Антонов.
Он знал, она возвращается к жизни и скоро придет в себя. Олег вышел из палаты, и сделал это вовремя. Так как навстречу уже шел Гончаров.
– Все, сеанс окончен, – сказал он.
– Я знаю, пойдемте отсюда.
Олег не стал ничего говорить Сергею Ивановичу о том, что Ксения спасена. Он знал, что после их ухода, врачи сами обнаружат, что Ксения Шульц вышла из комы. Не имеет значения, к каким выводам придут светила медицины, главное, что девушка будет жить.
Сильный толчок машины заставил Ксению открыть глаза. Пугаться, кричать и пытаться хоть что-нибудь сделать было поздно. Она не успела понять, что вообще произошло. Как эта громадина с бревнами оказалась на их пути? Девушка смогла лишь мельком взглянуть на Генриха. Ее пронзила резкая, но непродолжительная боль, и наступила чернота.
Ксения не видела, как вытаскивали из раздавленной машины ее и тело Генриха. Мужчину увезли в морг, а ее, подающую признаки жизни, доставили в ближайшую больницу. Ничего этого девушка не видела и не знала. Как не знала и того, что родители Генриха забрали тело сына и похоронили его на родине. Не знала она ничего и о своих родителях.
Ангелина Петровна и Анатолий Семенович, тяжело переживая трагедию, как-то сразу постарели. Возможно, они впервые задумались, насколько она хрупка, наша жизнь. Общее горе стерло следы обид и неприязни друг к другу. И мать, и отец дежурили у дверей реанимации, просились к дочери. Иногда Ангелине Петровне удавалось уговорить дежурного врача, и тот позволял ей посидеть рядом с Ксенией. Терзающие дни ожидания изводили. Они винили себя за то, что не уберегли дочь; за существование друг с другом, состоящее в основном из взаимных упреков и обид, сделавшее их чужими; за то, что Ксения была поставлена на второй план и стала для них обузой, от которой мог избавить брак с Генрихом. И это запоздалое самобичевание с каждым днем все сильнее истязало душу адской болью. Но они понимали, что выносить эту мучительную боль друг на друга, не значит избавиться от нее. Что толку в этих обвинениях? Они не помогут дочери. Нет смысла обвинять друг друга, если прежде всего обвиняешь себя. И эти обвинения не вынесешь наружу, как и не отмотаешь прожитые дни до того момента, пока еще ничего не сотворил. Горе объединило Ангелину Петровну и Анатолия Семеновича одной большой виной и одним большим желанием вернуть дочь к жизни. Они готовы были на все, чтоб помочь Ксении.