Спарринг- партнеры

– Это вряд ли, хотя, если честно, уследить за всеми вашими романами – нелегкая задача. Помнится, вы души не чаяли во Фрэнке.

– О, я в них во всех души не чаю, во всяком случае, поначалу.

– Их у вас было немало.

– Что верно, то верно. Буду с тобой честна, Коди, Фрэнк мне поднадоел. На сегодня я, пожалуй, сказала бы, что у Чарльза гораздо выше потенциал. Ты же знаешь, как говорят: хочешь в ком-то разобраться, отправься с ним в путешествие. Так вот, мы проделали половину пути, и пока все в порядке.

– Спасибо вам, мисс Айрис. Не могу поверить, что вы сюда приехали. Это же тысяча миль, да?

– Девятьсот двадцать семь, по словам Чарльза, у него странная привычка все подсчитывать. Это слегка раздражает, но я пока помалкиваю.

– Когда вы выехали из Небраски?

– Вчера, примерно в полдень. Переночевали в мотеле, в отдельных номерах, конечно, и сегодня ехали весь день. Я уже так ездила, помнишь?

– Как забыть? Лет восемь-десять назад. Вы приехали, но вас ко мне не пустили.

– Это было ужасно. Тогда меня привез сюда мой сын Бобби – обещаю, больше никогда с ним никуда не поеду. Нас держали в зловонной комнатушке без кондиционера, а дело было в августе, если не ошибаюсь. Потом нам грубо велели уезжать. Якобы ты что-то нарушил, тебя наказали и тебе нельзя принимать посетителей. Да, это был какой-то ужас.

– Вас обманули, меня никогда не наказывали. Просто меня не жаловали, ведь я вечно судился с тюрьмой в федеральном суде, и они из-за меня получали пинки. Тогда у нас был зверь, а не начальник тюрьмы, ненавидевший всех нас, смертников. Ему удавалось сделать наши условия еще хуже, чем они были.

Она тяжело вздыхает и озирается, словно пытаясь осознать, где находится.

– Это и есть отсек для смертников?

– Он самый. Двадцать камер в этом крыле, двадцать в другом, и все заняты. Свободных мест нет. Дальше, за углом, за Восточным флигелем, который надзиратели называют флигелем со зверьем, поскольку там держат тех, кто не дает им покоя, есть квадратная пристроечка, или душегубка. Там и выполняют грязную работу – убивают нас вдали от любопытных глаз, чтобы добрые христиане, сторонники смертной казни, не видели всего процесса. Меня отведут туда меньше чем через два часа.

Она слушает, продолжая озираться.

– Должна сказать, мои первые впечатления не очень хорошие.

Коди, сделав шаг назад, отпускает прутья решетки и от души хохочет.

– Это особое ужасное место, как же иначе, мисс Айрис!

– И долго ты просидел здесь, в этой камере?

– Четырнадцать лет. Мне было пятнадцать, когда вынесли приговор, четырнадцать, когда арестовали. Умру в двадцать девять и стану самым молодым казненным в этой стране со времен Дикого Запада, когда всех вздергивали с пол-оборота.

– Депрессивное место! Ты не мог попросить, чтобы тебя переселили?

– Зачем? И куда? Все камеры одинаковые, восемь на десять футов. Те же правила, та же кормежка, те же надзиратели, та же невыносимая жара летом и пронизывающий холод зимой. Мы просто стая крыс, пытающихся выжить в этой канаве и медленно, день за днем, издыхающих.

– Ты был совсем ребенком…

– Нет, я не был ребенком, я был крепким пареньком, четыре года прожившим в лесу. Мне было некуда оттуда податься, разве что в сиротский дом или в приемную семью. Брайан нашел меня, мы сбежали и несколько лет жили, как хотели. Я не был ребенком, мисс Айрис, но для того, что произошло, я был слишком мал.

– Здесь вообще безопасно?

– Конечно. Отсек для смертников – очень безопасное место, пусть и полное убийц. Все мы рассованы по одиночкам, так что тут не с кем драться, никому ничего не грозит.

– Ты писал об этом в одном из писем.

– Разве осталось что-нибудь, о чем я не писал, мисс Айрис? Я все вам выкладывал. Вы тоже были со мной очень честной.

– Да, это так.

– Если считать, что мы уже все обсудили в переписке, то о чем нам сейчас говорить? У нас остаются считаные минуты.

– Ты сохранил мои письма?

– Конечно. – Коди быстро опускается на колени и достает из-под койки длинную плоскую картонную коробку с цветными конвертами. – Все до одного, мисс Айрис, и каждое я перечитал с десяток раз. По письму в неделю двенадцать последних лет, не считая открыток на мой день рождения, на Рождество, Пасху и День благодарения. В общей сложности шестьсот семьдесят четыре письма и открытки. Вы потрясающая женщина, мисс Айрис! Вам кто-нибудь когда-нибудь об этом говорил?

– То и дело говорят.

Коди бережно вынимает письмо из одного из конвертов.

– Вот самое первое, от двадцать второго апреля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. «Дорогой Коди, меня зовут Айрис Вандеркамп, я живу в городке Норт-Платт, Небраска. Я прихожанка лютеранской церкви Святого Тимофея, наш женский библейский класс запускает новый проект. Мы протягиваем руку помощи молодым мужчинам, приговоренным к казни. Мы – противницы смертной казни и выступаем за ее отмену. Может, это прозвучит немного странно – но что я могла бы для вас сделать? Прошу ответить на это письмо. Искренне ваша, Айрис».