Спарринг со смертью

Быков выбежал на улицу.

Мимо проезжал автобус, и Быков прыгнул в него. Слава Богу, хоть внешность его была изменена. Его не могли просто так легко опознать.

«Но любая проверка документов выдаст меня!» — в панике подумал Быков. Его зажало между двумя мужчинами, от которых шел устойчивый запах винного перегара, и дородной женщиной лет сорока с большим ртом, небрежно размалеванным помадой. Ощущение было отвратительным — он едва мог пошевелиться, у него опять отнимали свободу движения. «А ведь сейчас они уже послали патрули и наряды всюду, куда только можно, — подумал Быков. — Они наверняка проверяют всех подряд, приглядываются, присматриваются… рано или поздно я попадусь на глаза, и тогда мне — конец!»

Мысли путались в голове боксера. Только что он пережил страшное потрясение — переход от надежды на спасение, когда Верник сказал ему, что все в порядке и они могут ехать, к безднам самого дикого отчаяния, когда телепередача вдребезги разбила мечту о спасении и свободе. «Если бы я настоял на том, чтобы мы отправились в путь сразу, без этого дурацкого завтрака, может, Верник и не увидел бы проклятую передачу… просто не успел бы, — тоскливо думал Виктор. — И, глядишь, тогда мы уже катили бы к границе… И дальше все прошло бы как по маслу!» Какие-то несколько минут все погубили… Быков покосился на работяг, на дородную женщину. Они не обращали на него ни малейшего внимания. Это немного успокоило.

Он вышел на следующей остановке, смутно представляя, что ему делать дальше. Связав Верника и прикрутив его к батарее, он на какое-то время обезопасил себя, но одновременно лишился единственного человека, который мог помочь. Прогулочным шагом Быков шел по улице, проверяя по отражениям в стеклах витрин, не преследует ли его чья-нибудь тень. Постепенно он начал рассуждать.

Милиция наверняка предполагает, что он попытается выскользнуть из города, и перекрыла маршруты для отхода. Сейчас проверяется каждый выезжающий из Сочи автомобиль или автобус, каждый вылетающий самолет. Значит, ему нужно на несколько дней надежно спрятаться в городе, пока не спадет первая волна проверок. Если его не найдут сразу, в течение ближайших часов и дней, накал начнет спадать… По мере того как поиски будут продолжаться, не принося результатов, милиция начнет уставать… у нее могут появиться другие заботы — не только его персона…

Воспользовавшись этой передышкой, он постарается нащупать выход из западни, в которой очутился отчасти по собственной вине, отчасти в результате стечения обстоятельств.

«Я пью до дна за тех, кто в море… за тех, кому повезет», — громко пропел напористый голос Макаревича из транзистора над самым ухом Быкова. «Да, — подумал Быков, — хорошо быть капитаном какого-нибудь суденышка… выйти в море и уплыть туда, где тебя никто не достанет, куда не доберется ни милиция, ни полиция…» Он остро завидовал тем, о ком пел популярный певец. Сейчас он был готов упасть на колени перед кем угодно — лишь бы это обещало надежду, какой-то проблеск в конце.

«Слава Богу, — подумал Быков, — что, несмотря на катастрофу на шоссе, я двигаюсь на собственных ногах, могу что-то сделать руками — они не скованы цепями…» Он представил себя в тюрьме — отчаявшегося, все потерявшего, мечущегося в цементном мешке, вдыхающего воздух неволи и теряющего остатки самообладания, самоуважения, самого желания жить… Подумав об этом, Быков испытал прилив энергии и решимости продолжать борьбу. За спасение, за выживание.

Он стал прикидывать, где ему переждать эти несколько дней, пока не улягутся страсти преследователей, а их энтузиазм не обмякнет.

Чердаки и подвалы Сочи наверняка подлежали самой строгой проверке. Там не спрячешься.

Снять номер в гостинице и постараться затеряться среди общей массы отдыхающих тоже было рискованно. Отели и гостиницы были поставлены на строгий учет, и весь контингент постояльцев тщательно фильтровался.

Найти угол в частном секторе?! После того, как его рожу продемонстрировали всему городу, здесь опять-таки можно нарваться на самую отвратительную неожиданность.

— Интеллигенция — уникальное явление, присущее только нашей стране, только России. В других странах интеллигенции нет. Одна видимость. Если о ней говорят, что она есть, значит, просто врут. Поняла?

Нина кивнула. Алексей Эдуардович Хлестов успел вдолбить ей, что он — кандидат философских наук, что он — автор большого количества научных работ, пользующихся популярностью… Она терпеливо слушала клиента, который уже вручил ей триста долларов и, судя по всему, должен был дать еще.