Спарта. Миф и реальность

История вражды Клеомена и Демарата, приведшая обоих к потере власти, связана с их соперничеством за первенство прежде всего в военной сфере. Первое их столкновение произошло в 506 г. Двумя годами ранее к власти в Афинах пришли изгнанные Клеоменом демократы во главе с Клисфеном (Her. V. 66–73; VI. 131; Arist. Ath. pol. 20–22). Спартанцы, не желая с этим мириться, решили предпринять более серьезные усилия, чтобы впредь избавить себя от опаснейшего, с их точки зрения, афинского варианта демократии. В 506 г. была подготовлена внушительная экспедиция, куда кроме лакедемонян вошли также союзные контингенты, а во главе, согласно обычаю, встали оба царя (Her. V. 74). Но в решительный момент непосредственно перед сражением с афинянами Демарат со своей частью войска ушел. По-видимому, Демарату не хотелось участвовать в установлении корпоративной тирании в Афинах во главе с Исагором, креатурой царя Клеомена. Этот шаг Демарата привел к провалу всей военной кампании и вызвал ярость инициатора похода Клеомена.

Второй раз Демарат помешал Клеомену успешно завершить военное предприятие незадолго до похода Дария в Грецию. Когда Клеомен в 491 г. направился к Эгине, чтобы взять в плен руководителей персофильской партии, Демарату, уже с помощью интриг, удалось расстроить его планы (Her. VI. 50–51; Paus. III. 4. 3). По словам Геродота, Демарат действовал «не столько в интересах эгинцев, сколько из зависти и злобы» по отношению к Клеомену (VI. 61). В результате Клеомен был срочно отозван в Спарту (VI. 49–51; 61). В источниках нет ответа на вопрос, в чем конкретно обвинял Демарат своего коллегу. Но, судя по схожим ситуациям, имевшим место в спартанской истории, речь шла о подкупе: Клеомена, скорее всего, заподозрили в получении взятки от афинян, крайне заинтересованных в ослаблении Эгины.

История с провалом похода на Эгину, по-видимому, стала точкой невозврата во взаимоотношениях царей-соперников, после чего, как утверждает Геродот, вражда между царями стала «смертельной». Ведь Демарат положил конец двум очень важным внешнеполитическим инициативам Клеомена: «Сначала Демарат отвел свое войско из Элевсина, а затем оклеветал Клеомена, когда тот переправился на Эгину, чтобы наказать там сторонников персов» (Her. VI. 64).

Клеомен, не имея никакого законного повода избавиться от Демарата, решился на явно противозаконные и очень рискованные для него самого действия. Он задумал совершить «дворцовый» переворот, заменив царя Демарата его троюродным братом Леотихидом: у последнего была личная причина ненавидеть Демарата (Her. VI. 65). Заговорщики, не найдя ничего предосудительного в прошлой деятельности царя, обратились к единственной оставшейся у них возможности: они активно стали распространять слухи о якобы незаконном происхождении Демарата (VI. 61–64). Была ловко использована реплика Аристона, отца Демарата, сделанная в тот момент, когда он узнал о рождении сына. Аристон опрометчиво заявил, что Демарат не может быть его сыном. Позднее он никогда не высказывал сомнений в отношении своего отцовства (VI. 63). Эта история и стала поводом для предъявления Демарату обвинения в незаконном происхождении. Официальным обвинителем в суде стал Леотихид. Принадлежа к тому же царскому дому, что и Демарат, он, вероятно, смог привести целый ряд аргументов и представить свидетелей в поддержку весьма сомнительной версии.

Однако, несмотря на клятвенные показания претендента на трон Леотихида и старания царя Клеомена, герусия не решилась вынести самостоятельный вердикт и послала дело в «высшую» инстанцию – в Дельфы к оракулу Аполлона. Благодаря Геродоту, близко знакомому с дельфийским жречеством и их не всегда благовидными методами, стали известны подробности получения необходимого Клеомену оракула: «Когда по наущению Клеомена дело это перенесли на решение Пифии, Клеомен сумел привлечь на свою сторону Кобона, сына Аристофанта, весьма влиятельного человека в Дельфах. А этот Кобон убедил Периаллу, прорицательницу, дать ответ, угодный Клеомену. Так-то Пифия на вопрос послов изрекла решение: Демарат не сын Аристона. Впоследствии, однако, обман открылся: Кобон поплатился изгнанием из Дельф, а прорицательница была лишена своего сана» (VI. 66). В достоверности этого сообщения Геродота вряд ли можно сомневаться. С одной стороны, он хорошо знал многие местные истории, связанные с Дельфами, и в данном случае счел нужным сообщить даже имена тех, через кого действовал Клеомен. А с другой стороны, Геродот не был враждебно настроен к Дельфам и не стал бы возводить напраслину на дельфийских жрецов. Павсаний именно в связи с этой историей утверждал, что спартанцы были единственными, кто осмелился подкупить Пифию (III. 4. 5–6).