Спарта. Миф и реальность

Ксенофонт в своем политическом памфлете «Лакедемонская полития» рисует идеальную картину высоконравственного спартанского общества, каким оно, по его мнению, было в прошлом. Касается он и требований, предъявляемых к претендентам на должность геронтов. По его словам, надежда попасть в герусию стимулировала спартанцев строго придерживаться норм поведения, принятых в обществе, и даже в староста не пренебрегать «нравственным совершенством» (Lac. pol. 10. 1). Избрание в герусию представлено Ксенофонтом как награда для тех, кто в течение жизни публично «упражнялся во всех гражданских добродетелях» (10. 7 άπασαν πολιτικήν αρετήν) и демонстрировал поведение, имманентно присущее элите греческого общества, которая называла себя καλοικά' γαθοί (досл. «хорошие и добрые»). Однако этот двойной эпитет, как не раз было доказано, относился не столько к нравственным качествам человека, сколько к его высокому социальному положению. Именно в таком значении Ксенофонт дважды в своем маленьком трактате употребляет термин καλοκάγαθία (10. 1; 10. 4)[163]. Вслед за Ксенофонтом мнение, что эта должность была «наградой за добродетель (или доблесть)» (άθλον ττηςαρε της), высказываем и более поздние авторы (Arist. Pol. II. 6. 15. 1270 b 24–25; Demosth. XX. 107; Plut. Lye. 26. 1). Так, Аристотель, рассуждая о том, что в Спарте все граждане заинтересованы в сохранении существующего порядка, объясняет это тем, что «цари желают этого благодаря оказываемому им почету, люди высокого общества — благодаря герусии… народ — благодаря эфории и тому, что она пополняется из всех» (Pol. II. 6. 15. 1270 b 24–25). Согласно Аристотелю, герусия, в отличие от эфората, пополнялась исключительно из людей, принадлежащих к благородному сословию (II. 6. 15. 1270 b 24). Герусию, таким образом, он представлял себе как исключительно олигархический институт[164]. О том же самом говорит и Демосфен. По его словам, геронтом мог стать только тот спартанец, кто зарекомендовал себя надлежащим образом и получил в качестве «награды за доблесть» должность геронта (XX. 107). Полибий характеризует геронтов как людей, которые «получают звание по выбору за заслуги» (VI. 10. 9). Но в этом переводе Ф.Г. Мищенко несколько смазан социальный аспект греческой фразы — κατ' έκλογήν άριστίνδην κεκριμένοι, — которую вполне правомерно перевести как «избираемые согласно отбору по признаку знатности». У классических писателей (Платона, Аристотеля, Демосфена) наречие άριστίνδην означает, как правило, «по признаку знатности или достоинства»[165].

Плутарх, подробно описывая процедуру избрания в геронты, утверждает, что на эту должность из числа граждан, достигший 60 лет, мог претендовать только «лучший по добродетели» (το;ν α[ριστον αφρετη]э) (Lyc. 26. 1). Под такими «лучшими в отношении добродетели» имелись в виду, конечно, люди знатные, наделенные в силу своего высокого происхождения целым рядом высоких нравственных качеств, таких как благожелательность, лояльность, верность долгу и т. д.

Знаковые слова-символы, употребляемые древними авторами для характеристики тех, кто собирался баллотироваться в герусию, заставляют думать, что рядовые спартиаты вряд ли когда-либо выставляли свои кандидатуры для избрания в герусию. Скорее всего, это было привилегией исключительно элиты. В этой связи встает вопрос: все ли спартанские граждане, называвшие себя «равными», имели формальное право баллотироваться в герусию или существовало какое-то ограничение, препятствующее основной массе спартиатов претендовать на эту должность? Как нам кажется, законное право быть избранными в герусию сохранялось за всеми спартиатами и никогда не было отменено. В противном случае подобное сословное ограничение вступило бы в противоречие с основополагающей национальной идеей, объединяющей всех спартиатов в единый коллектив, — идеей политического равенства. В Спарте с ее сильной идеологической компонентой аристократия вынуждена была считаться с общественным мнением и для достижения своих целей использовала, как правило, неформализованные каналы влияния. Действующая практика в полисах, подобных Спарте, обходящихся без кодификации права, сильно отличалась от официальной идеологии. Каждый спартиат, конечно, прекрасно знал, кто обладал «моральным» правом, и потому имел реальные шансы стать геронтом. В свое время Вильгельм Онкен заметил, что процедура избрания эфоров была лишь демократическим прикрытием реально существующей кооптации[166]. Как полагает М. Финли, геронты традиционно избирались из круга привилегированных семей без какого-либо юридического оформления этой практики[167]. Точка зрения, что геронты кооптировались из среды древней аристократии, общепринята в научной литературе и нередко встречается в общих компендиумах по истории Греции[168].