Двусмысленная политическая позиция Г. Верреса делает вполне понятной его политику по отношению к рабам и рабовладельцам в самой Сицилии, политику, над которой Цицерон едко иронизировал: «Что сделал ты, добрый страж и защитник провинции? Рабов, пытавшихся взяться за оружие и зажечь в Сицилии пламя войны, признанных виновными после произведенного тобою следствия приговором твоим и твоих заседателей, — этих рабов, переданных уже палачу для свершения над ними казни по обычаям предков, ты осмелился вырвать из рук смерти и объявить свободными от суда…
…Да, ты отличный полководец, не чета доблестному Манию Аквилию, а разве Павлу, Сципионам, Марию! Какую дальновидность обнаружил он среди той паники, среди угрожавших провинции опасностей! Убедившись в неблагонадежном настроении сицилийских толп рабов, вызванном бушевавшей в Италии невольнической войной, какой спасительный страх сумел он нагнать на них, чтобы отбить у них охоту шевельнуться! Он велит схватить буянов — кто бы тут не испугался? велит хозяевам явиться на суд — что за страшное мгновение для рабов! произносит вердикт: «Да, виновны!» — ясно, что пожар вовремя потушен слезами и кровью немногих людей. Что же дальше? Ну, разумеется, бичевание, пытка огнем и крайняя кара осужденным, крайний страх прочим — мучительная смерть на кресте… Нет, от всего этого их освободили! Воображаю, как ужаснулись рабы при виде этой податливости наместника, у которого можно было выкупить жизнь осужденных за преступный заговор рабов даже (в последнюю минуту) при посредничестве самого палача!»
Для Верреса вторжение восставших рабов в Сицилию давало возможность снять с себя ответственность за состояние острова: все — и свои собственные деяния! — можно было свалить тогда на них. Неблагоприятных же последствий для себя он мог не опасаться: корабль для бегства всегда находился наготове…
Пока он занимался грабежами, Л. Лукулл шел дорогой славы, мечтая стать новым Александром Македонским. И казалось, счастье улыбалось ему…
Глава четырнадцатая
ТРЕТИЙ ГОД ВОЙНЫ С МИТРИДАТОМ (72 г.)
Предстоящий третий год гойны обеими сторонами рассматривался как решающий. И Л. Лукулл и Митридат энергично готовились к новым боям. Понтийский царь зимовал всего в 150 километрах от римлян, к востоку от города Команы и реки Лик, в области Кабиры, где находились его богатый дворец и сокровища. Он писал многочисленные письма к сыну Махару, правителю Боспора, требуя прислать ему военную помощь. Он просил о поддержке царей Скифии, своего зятя Тиграна Армянского и парфян.
Махар и скифы прислали помощь, Тигран же и Арсак под разными предлогами в ней отказали — ни тому, ни другому не хотелось ввязываться в опасное и неудачное предприятие Митридата.
В приготовлениях и переговорах прошла зима. Наступила весна. В распоряжении Митридата находилось уже 60 тысяч человек пехоты и 8 тысяч человек конницы.
В конце апреля, узнав о готовности Митридата к военным действиям, Л. Лукулл отдал своему войску приказ о выступлении на юг. Вместе с ним в путь отправились 30 тысяч римлян, 30 тысяч вспомогательного войска и 5 тысяч конницы, состоявшей из римлян и фракийских наемников. У Амиса римский полководец оставил с частью сил Л. Мурену, у Синопы — Аппия Клавдия, у Евпатории — Кассия Барбу, у Темискиры — Кв. Вокония, поручив им продолжать осаду неприятеля.
Чтобы остановить врага и предотвратить его нападение на Кабиры, Митридат поспешно высылает навстречу Л. Лукуллу 50 тысяч пехоты и 5 тысяч кавалерии (командиры армий — Менандр, Менемах, Мирон, Метрофан и Л. Фаний). В долине реки Лик начались конные стычки. Наконец обе стороны сошлись для битвы. В ходе боя Метрофан и Л. Фаний, сговорившись тайно с Л. Лукуллом об измене, сломали внезапно фронт и вызвали тем самым бегство всего войска.
Получив известие об измене, о поражении и беспорядочном отступлении войска, Митридат пал духом. Но, ободряемый Таксилом, Метродором, Каллистратом и начальником своей личной гвардии Битоитом, он понемногу вновь пришел в себя и отдал приказ Таксилу и Диофанту с вновь набранным войском, которое они усиленно обучали, — 40 тысяч пехоты и 4 тысячи кавалерии — поспешить на помощь разбитым частям. Одновременно Митридат поручил Таксилу попытаться подкупить в войске Л. Лукулла фракийские конные части. Еще недавно они сражались на стороне царя, но были пленены римским полководцем и включены в состав его собственного войска, поэтому Митридат надеялся склонить их к отпадению от последнего.
Совместно с фракийскими командирами был выработан общий план действий. И когда после серии новых стычек стороны сошлись в большом конном сражении, фракийцы обратили вдруг оружие против римлян. Произошло страшное избиение римской части конницы. Остатки ее, бросив своего раненого начальника М. Помпония — такое случалось у римлян не часто! — обратились в паническое бегство.
М. Помпоний был взят в плен и доставлен торжествующими победителями к Митридату.