Спартак

— Если я отстаивал план возвращения в наши страны, то только потому, что после долгого и зрелого размышления я убедился, что сражаясь на итальянской почве, мы никогда не сможем окончательно победить Рим. Рим!.. Завоевать Рим!.. Уничтожить его могущество, разгромить власть тиранов!.. Разве ты не понимаешь, что эта мысль мучит меня в сновидениях и нарушает покой моих ночей?.. Быть более великим, чем Бренн, Пирр и Ганнибал! Добиться того, чего не удалось совершить этим славным полководцам! Разве это не было бы великой славой?.. Но Рим, на который нападают в Италии, — это Антей: побежденный и поверженный наземь Геркулесом, он подымается вновь, еще более сильным, чем раньше. После разгрома — тяжелого и кровопролитного — одной его армии Рим в несколько дней выстави! тебе другую, потом третью и в конце концов пошлет войско в шестьдесят-семьдесят легионов, которое нас раздавит. Чтобы победить Антея, божественный Геркулес уже не бросал его на землю, но задушил его в своих могучих руках; чтобы победить Рим, мы должны поднять против него все угнетенные им народы двинуться со всех сторон против Италии, все более стягивать наше кольцо вокруг стен Сервия Туллия и, вторгнувшись полчищами в шестьсот-семьсот тысяч, задушить навсегда этот роковой народ и этот роковой город. Вот единственный способ победить Рим, вот единственный путь к уничтожению его власти. Если это не удастся нам, то удастся нашим внукам, правнукам, но именно так это совершится: всякая другая война, всякая другая борьба против римского могущества невозможны; Митридат будет разбит, как был разбит Ганнибал; народы Рейна и парфяне — как были разгромлены карфагеняне, греки и иберийцы; ничто, кроме одновременного союза всех угнетенных не сможет дать победу над этим гигантским спрутом, который протягивает медленно, постепенно, но непреодолимо свои чудовищные щупальцы по всей земле.

Спартак говорил вдохновенно и страстно. Глаза его сверкали. Эномай, который был, в сущности, человеком честным, искренним и преданным Спартаку, чувствовал, как под влиянием этой речи угасает в его сердце гнев, зажженный бесчестными ухищрениями Эвтибиды. Когда вождь гладиаторов закончил свою речь, германец умоляюще протянул руки к его прекрасному лицу, которое казалось в эту минуту окруженным сверхъестественным сиянием. Дрожащим от волнения голосом он прошептал:

— О, прости… Спартак, прости!.. Ты не человек, а бог!..

— Нет… Я самый счастливый из людей, так как в тебе я нахожу снова брата! — воскликнул растроганный фракиец, открыв объятия. Эномай порывисто кинулся к нему, прошептав:

— О, Спартак, Спартак.., я тебя почитаю и люблю еще больше, чем прежде!

Оба молча стояли некоторое время, сжимая друг друга в этом братском объятии. Первым оторвался Спартак, спросив друга еще взволнованным голосом:

— Теперь скажи мне, Эномай, зачем ты шел сюда?

— Я?.. Но.., я уже не знаю, — ответил тот очень смущенно, — зачем мне вспоминать об этом.

Он на мгновение умолк, а затем с оживлением прибавил:

— Так как ты находишь, что я пришел к тебе с какой-нибудь просьбой, то прошу у тебя для себя и для моих германцев самого опасного пункта в ближайшем сражении с консулом Лентулом.

Спартак взглянул на него ласковыми, любящими глазами и воскликнул:

— Всегда тот же! Так же храбр, как честен!.. Будет тебе самый опасный пункт.

— Ты мне обещаешь это?

— Да, — ответил Спартак, протягивая правую руку Эномаю, — в моей душе ты знаешь, нет места ни для лжи, ни для страха.

Побеседовав еще немного, Эномай и Спартак ушли с претория. Едва они успели сделать несколько шагов, как их догнал Арторикс. За три дня до этого вождь гладиаторов послал молодого галла во главе тысячи всадников на разведку к Реате, чтобы добыть сведения о войске Геллия. Он только что вернулся и, узнав, что Спартак ушел с Эномаем, пустился за ним следом.

— Привет тебе, Спартак! — сказал он. — К Геллию пришла часть его конницы, и он двинулся уже из Анагнии. Нужно ждать его самое позднее через пять дней.

При этом известии Спартак задумался. Немного спустя он сказал:

— Отлично! Завтра вечером мы снимемся с лагеря и пойдем к Камеринуму, куда придем послезавтра до полудня. Лентул, вероятно, подойдет туда послезавтра вечером или еще позже — утром на четвертый день. Его войска будут утомлены переходом, и мы, успев отдохнуть, смело нападем на него и разобьем. Потом сейчас же повернем против Геллия и разгромим его армию. После этого беспрепятственно продолжим наш путь к Альпам. Как ты находишь это, Эномай?

— Превосходная мысль, достойная великого полководца! — ответил Эномай. И когда Спартак отпустил Арторикса, он увлек фракийца в свою палатку, где усадил его за стол вместе с своими контуберналиями. Не было только Эвтибиды: у нее было слишком много причин уклоняться от встречи со Спартаком и не показываться ему на глаза.

В дружеской беседе за чашей терпкого, но благородного тронгского вина быстро пробежали несколько часов, и уже далеко перевалило за час первого факела, когда Спартак вышел из палатки германца.