— Уж то-то злился ланиста Акциан! — заметил старый гладиатор.
— Еще бы! Уходя, он вопил, что его ограбили, разорили, зарезали…
— Его товар был и без того оплачен Суллой очень щедро.
— А ведь в юности, — сказал атлет, — Сулла был довольно беден, и я знал гражданина, в доме которого он, больной, несколько лет жил на полном иждивении, платя три тысячи сестерций ежегодно. Потом в войне против Митридата и при осаде и взятии Афин он взял себе львиную долю добычи. Затем пришло время проскрипций, и, вы поверьте, что по его приказу было зарезано семнадцать бывших консулов, семь преторов, шестьдесят эдилов и квесторов, триста сенаторов, тысяча шестьсот всадников и семьдесят тысяч граждан, а все имущество этих лиц было конфисковано. И разве при этом Сулле лично ничего не перепало?
— Я бы хотел иметь ничтожную частицу того, что досталось ему во время проскрипций.
— Однако, — сказал Эмилий, который в этот вечер, казалось, был настроен философствовать, — этот человек, сделавшийся из бедняка богачом, из ничего — триумфатором и диктатором Рима, человек, золотая статуя которого стоит перед Рострами с надписью «Корнелий Сулла Счастливый — император», — этот всемогущий человек поражен недугом, от которого его не могут избавить ни золото, ни лекарства!
— И поделом ему! — вскричал хромой легионер, который, как бывший участник африканских войн, был почитателем памяти Кая Мария. — По заслугам ему эта болезнь, этому дикому зверю, этому чудовищу в образе человеческом! Так отмщена кровь шести тысяч самнитов, которые сдались ему под условием, что им будет сохранена жизнь, и которых он приказал перебить в цирке стрелами; и в то время как при раздирающих душу криках этих несчастных все сенаторы, собравшиеся в курии Гостилия, в страхе вскочили с мест, он с жестоким спокойствием сказал: «Не тревожьтесь, отцы сенаторы, это несколько злоумышленников наказаны по моему приказанию; продолжайте ваше заседание».
— А резня в Пренесте, где он приказал убить в одну ночь двенадцать тысяч несчастных обитателей этого города, без различия пола и возраста, за исключением того гражданина, у которого он гостил?
— Эй, ребята! — закричала Лутация со своей скамейки, — мне кажется, что вы говорите дурно о диктаторе Сулле Счастливом. Так я вам советую держать язык за зубами, — я не желаю, чтобы в моей таверне оскорбляли имя величайшего гражданина Рима.
— Вот тебе на! Эта проклятая кривоглазая принадлежит к партии Суллы! — воскликнул старый гладиатор.
— Эй ты, Меций, — вскричал тотчас же на это могильщик Лувений, — говори с уважением о нашей дорогой Лутации!
Вдруг с улицы послышался ужасный хор женских голосов. Все взгляды устремились к входной двери кабачка. В нее входили, горланя и танцуя, пять девиц в коротких до неприличия платьях, с нарумяненными лицами и голыми плечами. Они непристойными словами отвечали на громкие крики, которыми их встретили.
Лутация и ее рабыня приготовляли в другой комнате ужин, судя по всему — обильный.
— Кого это ты ожидаешь сегодня вечером в свой кабак, чтобы угостить этими кошками, изжаренными вместо зайцев? — спросил нищий Веллений.
— Может быть, ты ожидаешь на ужин Марка Красса?
— Нет, она ожидает Помпея Великого. В это время в дверях появился человек колоссального роста, сильного телосложения, еще красивый, несмотря на седину в волосах.
— Требоний…
— Здравствуй, Требоний…
— Добро пожаловать, Требоний! — воскликнуло одновременно много голосов.
Требоний был ланистой. Он закрыл несколько лет тому назад свою школу и жил теперь на сбережения от этой прибыльной профессии. Однако привычка и симпатии неизменно влекли его в среду гладиаторов, и поэтому он был постоянным посетителем всех дешевых ресторанов и кабачков Эсквилина и Субурры, где эти несчастные обычно собирались.
Кроме того, втихомолку рассказывали, что он был одним из тех, к чьей помощи прибегали во время гражданских смут патриции, дававшие ему поручение навербовать большое число гладиаторов. Говорили, что в его распоряжении находились целые полчища гладиаторов, и в назначенное время он являлся с ними на Форум или в комиции, когда там обсуждалось какое-нибудь важное дело, в котором требовалось напугать судей, вызвать смятение и иногда даже устроить схватку. Утверждали, что Требоний извлекал большую выгоду из своего знакомства с гладиаторами.
Как бы то ни было, верно то, что Требоний был их другом, покровителем, и потому-то, в этот день он, по окончании зрелищ в цирке, поспешил к выходу, где дождался Спартака, обнял его, расцеловал и, поздравив, пригласил на ужин в таверну Венеры Либитины.
Требоний вошел в таверну Лутации в сопровождении Спартака и группы гладиаторов.
Шумны были приветствия, которыми обменивались посетители, уже находившиеся в таверне, с только что прибывшими. Присутствовавшие на зрелищах в цирке были счастливы и горды, что могли показать счастливого и мужественного Спартака — героя дня, тем, которые его еще не знали.