Спартак

И пока он произносил эти слова, его гигантская фигура постепенно скрывалась меж скал, окружавших пропасть. Вскоре исчезла и его голова. Спартак, изогнувшись через скалу, следил глазами за спускавшимся товарищем и испытывал дрожь в теле при каждом колебании лестницы. Его лицо было очень бледно, и, казалось, что душа его висела на этой невиданной подвижной лестнице.

Гладиаторы столпились у края площадки; их мысли и взоры были направлены к пропасти; находившиеся позади поднимались на носки и смотрели на скалу, к которой была привязана лестница; среди ночной тишины слышалось только тяжелое дыхание тысячи двухсот человек, жизнь и судьба которых висели сейчас на этой хрупкой снасти из прутьев.

Волнообразное колебание лестницы продолжалось не более трех кинут, но оно показалось бедным гладиаторам тремя олимпиадами, гремя веками; наконец всякое колебание прекратилось.

И тогда тысяча голов на площадке, движимая одним побуждением, одной мыслью, повернулась ухом в сторону пропасти.

После нескольких мгновений послышался глухой голос, который сперва казался отдаленным и неясным, но постепенно усиливался:

— Слушай!

Вздох облегчения, подобный реву или рычанию, вырвался из всех грудей… Это был условный сигнал — Эномай беспрепятственно достиг дна пропасти.

Тогда, с лихорадочным пылом, гладиаторы начали один за другим спускаться по этой удивительной лестнице, которая — теперь это было ясно — вернет всех от смерти к жизни, от полного крушения к славной победе.

Добрых тридцать шесть часов продолжался спуск, и только на заре второго дня все оказались внизу, на равнине.

Нет нужды описывать, какими выражениями любви и признательности осыпали гладиаторы спасшего их Спартака.

Но он, призвав гладиаторов к молчанию, приказал каждой манипуле укрыться в окрестных скалах и притаиться там до наступления ночи.

Долгими, как вечность, показались эти часы нетерпеливым бойцам; но наконец солнце начало склоняться к западу. Едва стало темнеть, две когорты гладиаторов вышли из своих убежищ, выстроились и двинулись с величайшей осторожностью, — одна под начальством Эномая к морскому берегу, другая под командой Спартака — к Ноле.

И так как им надо было совершить одинаковый по расстоянию путь, то почти в одно время, за час до полуночи, та и другая зашли в тыл обоих римских лагерей.

Подойдя совсем близко к лагерю Мессалы Нигера, Спартак приказал своей когорте остановиться. Он направился к валу лагеря римлян.

— Кто идет? — закричал часовой, которому послышался шум в соседнем винограднике, откуда пробирался Спартак.

Спартак остановился, не произнося ни слова.

Невдалеке проходил патруль под начальством декана. Услышав оклик часового, декан поспешил к нему, чтобы узнать в чем дело.

Так как ночь была необыкновенно тихая, фракиец мог слышать следующий разговор, хотя и происходивший вполголоса:

— Что случилось? — спросил декан.

— Мне показалось, что какой-то шум раздался среди этих кустов винограда.

— После оклика «кто идет» ты что-нибудь еще слышал?

— Нет, как ни прислушивался.

— Вероятно это была лисица, идущая по следам курицы.

— Я тоже подумал, что этот шум листьев произвело какое-то животное, блуждающее по полям. О гладиаторах, конечно, говорить нечего, они там наверху и оттуда не выберутся.

— Я действительно слышал, как центурион повторял, что мышь в мышеловке.

— О, будь уверен, Клодий Глабр — старый кот, для зубов которого такой мышонок, как этот Спартак, — детская игрушка!

— Ну, конечно, клянусь Юпитером Статором! И после короткого молчания, декан продолжал:

— Стереги же лучше, Септимий, но не принимай лисиц за гладиаторов.

— Было бы слишком много чести для гладиаторов! — сострил солдат Септимий.

И снова все стало тихо.

Тем временем Спартак, глаза которого привыкли к темноте, начал различать то, что его интересовало, а именно — форму рва и вала римского лагеря. Он пришел сюда за тем, чтобы узнать, какие из четырех ворот лагеря были ближе всего.

В это время патруль, возвратившись на назначенный ему пост, разжег почти погасший костер, и скоро блестящие языки оживившегося пламени стали бросать свои лучи на частокол и помогать таким образом Спартаку в его намерениях. Он легко мог разглядеть, где расположены декуманские ворота, находившиеся в римских лагерях дальше всего от позиций, которым угрожал неприятель. В лагере Мессалы Нигера эти ворота были обращены в сторону Нолы.

Как только Спартак ознакомился с расположением вала, он пошел обратно. Добравшись до своей когорты, он с предосторожностями повел ее к декуманским воротам. Безмолвно шагал отряд, пока не подступил так близко к лагерю, что топот шагов не мог дойти до слуха римского часового.

— Кто идет? — закричал легионер Септимий тоном, по которому Спартак мог угадать, что на этот раз легионер не сделал ошибки, приняв лисиц за гладиаторов.