Спартак

Вспоминая об исключительной роли и помощи Капуи Риму через десять лет — в связи с полемикой против С. Рулла, предложившего аграрный законопроект (63 г.), — Цицерон говорил: «Заметьте мои слова: в случае раздела Кампанской земли произойдет выселение и обезземеление бедных земледельцев, а не водворение таковой и наделение их землей. Вся Кампанская земля составляет владение возделывающего ее мелкого крестьянского люда, дельного и скромного; и вот эти-то честные люди, эти трудолюбивые земледельцы и храбрые солдаты изгоняются вашим народным трибуном, этим другом римской бедноты!

…Действительно, со времени консулата Кв. Фульвия и Кв. Фабия (212 г.), при которых Капуя была побеждена и взята, не было со стороны этого города не только враждебных действий, но даже замыслов против нас. С тех пор мы много вели войн и с царями Филиппом, Антиохом, Персеем, Лжефилиппом, Аристоником, Митридатом и т. д., — и других не менее серьезных — с Карфагеном, с Коринфом, с Нуманцией; много было в нашем государстве внутренних смут, которых я припоминать не буду; были войны с союзниками — Фрегелланская, Марсийская — и что же? Во всех этих внутренних и внешних походах Капуя нам не только не вредила, но с величайшей готовностью помогала вести войну, снабжая всем необходимым наши войска, которые в ней же находили кров и убежище».

Эта идиллическая картинка, разумеется, не вполне соответствовала действительности. И в пределах Кампании во время спартаковской войны кипела социальная борьба и часть бедноты стояла на стороне восставших рабов. Но бесспорно было и то, что другая часть действительно стояла на стороне Рима и давала ему воинов. Именно поэтому Спартак так и не смог захватить Капую и перетянуть на свою сторону всю Кампанию.

II

Приближалась середина сентября; казалось, уже так давно он, Красс, взял все дело в свои руки, но войне не виделось конца. И настроение полководца было неважным. Его тревожили вести о происках врагов в Риме, неблагоприятные сообщения из Понта, Испании и Сицилии.

После убийства Сертория М. Крассу и П. Цетегу стало известно, что их секретная переписка с мятежным полководцем попала в руки Помпея. Говорили, правда, что последний сжег все письма, найденные в ставке Сертория. Но, перепуганные возможной компрометацией, противники Помпея считали эти разговоры ложью, рассчитанной на введение их в заблуждение. Боясь Помпея, опасаясь его сотоварища Метелла, Красс и Цетег решили от них отделаться так, как сами они отделались от Сертория, — простым ударом кинжала.

С этой целью в Испанию, якобы по делам, был командирован молодой Г. Цетег, сын П. Цетега, с группой верных людей. Возможность покушения на Помпея, человека очень осторожного, им, к их огорчению, не представилась. Но покушение на Метелла едва не увенчалось успехом. Престарелый полководец был ранен кинжалом Г. Цетега-младщего на пиру. Но в завязавшейся затем свалке соратники все-таки сумели защитить его и спасти. Пришлось Г. Цетегу со своими людьми поспешно бежать из Испании. Вспоминая позже эту историю (Г. Цетег был тогда его противником, участником заговора Каталины), Цицерон бросил по его адресу злобное замечание: «Если кто-нибудь подумает о Гае Цетеге, о его поездке в Испанию и о ранении Квинта Метелла Пия, то ему, конечно, покажется, что тюрьма для того и построена, чтобы Цетег понес в ней кару».

Малоутешительные известия приходили к Крассу и с востока. Л. Лукулл решительно не желал ввязываться в настоящий момент в войну с Тиграном. Тем самым он сохранял руки свободными и мог в любой момент поспешить на помощь своим сторонникам в Италию, чтобы тем самым отнять у него, Красса, возможные лавры победителя Спартака.

Очень не понравилось Крассу также известие о посольстве Митридата к Помпею в Испанию. Понтийский царь, лишенный царства, просил победоносного полководца о покровительстве и третейском суде между ним, Митридатом, и римским сенатом. Всем противникам Помпея это предпочтение, оказанное молодому полководцу, пришлось, естественно, не по вкусу. И они поспешили объявить главу посольства тайным соглядатаем Митридата, хотя сам Помпей признал его послом и обещал сделать все, что окажется в его силах (Цицерон).