Спартак

Муммий не знал, на что решиться: с одной стороны, претор запретил ему вступать в битву, с другой стороны, отряд мешает преследовать Спартака. Его, конечно, можно обойти стороной, но глупо оставлять у себя в тылу врага, если его можно с легкостью уничтожить.

Рабы не выдержали первых же ударов римлян и, лениво отбиваясь, начали отступать. Легионеры Муммия, предчувствуя легкую победу, усилили натиск. Преследуя рабов, они расстроили свои ряды, часть их в надежде на добычу устремилась в гладиаторский лагерь. Увлеченные преследованием противника, римляне не сразу заметили, как из-за холмов вышли стройные ряды гладиаторов; еще одна колонна врагов появилась из ближайшего леса. Ликторы Муммия затрубили отход, но было уже поздно: рабы со всех сторон набросились на легионеров, чей боевой опыт у многих исчислялся несколькими часами. Бросая оружие и походные мешки, воины легата обратились в бегство. От полного уничтожения их спасло лишь то, что у рабов не было конницы.

Еще один день Муммий потратил на то, чтобы собрать разбежавшиеся легионы. С такими вояками легат не мог преследовать Спартака, и он принял единственно верное решение — вести свое "храброе воинство" к Крассу.

Претор долго и терпеливо слушал легата. По мере приближения рассказа к концу все больше хмурились брови Марка Красса, нервно подергивалась щека.

— Как же ты допустил такой позор? — спросил Красс Муммия, когда тот закончил горестное повествование. — Предположим, тебя заманили в засаду, на войне всякое случается. Допустим, враги сильнее, но ведь у тебя были еще два пути: умереть или отступить более-менее организованно.

— Рабов было тысяч пять, не больше. Спартак с основными силами ушел на юг. С ними можно было бороться, и даже успешно, но только не с такими легионерами, — оправдывался Муммий. — Меня победила не сила рабов, но трусость собственных легионеров. Проклятые плебеи повернули вспять, едва мечи гладиаторов коснулись их щитов. С таким войском и тебя, претор, постигнет участь Геллия и Лентула.

— Это мы еще посмотрим… — голос Красса не предвещал ничего хорошего. — Легат, какая когорта покинула поле боя первой?

— Где тут разберешься: бежали все, кроме ветеранов.

— И все же найди виновных, Муммий, иначе наказаны будут оба твоих легиона. Мне бы не хотелось быть излишне жестоким.

Мимо военачальников устало брели участники неудачного сражения с рабами. Взгляд Красса вдруг остановился на одном из легионеров. По его развязной походке и лицу было видно, что воин успел залить горечь поражения доброй порцией вина.

— Эй, легионер, где твой меч? — спросил претор.

— Там, на поле… — неопределенно махнул рукой воин и, стараясь ступать как можно ровнее, двинулся дальше.

— Муммий! — рявкнул позеленевший от злости Красс. — Через два часа когорта, первой показавшая спину врагу, должна стоять впереди строя. Кроме провинившейся когорты, там должны быть все потерявшие или бросившие оружие.

В означенное претором время огромным квадратом выстроились все восемь легионов. В центре его стояла третья когорта Умбрийского легиона Муммия. Хотя часть легионеров когорты полегла в бою или разбежалась по домам, на их место встали те, кто потерял при бегстве оружие. В итоге их число составило пятьсот человек.

Марк Красс окинул презрительным взглядом провинившихся легионеров. Вдруг гримаса отвращения на лице претора сменилась удивлением: в первом ряду когорты стоял центурион Рутилл. С большим трудом Красс отвел свой взгляд от прославленного легионера, отмеченного за храбрость самим Суллой, и обратился к легионам:

— Воины! Мы явились свидетелями неслыханного позора: римские легионеры бежали от врагов. Я мог бы понять подобные действия, если бы противником был Ганнибал, Серторий или Митридат. Увы! Причиной их позорного бегства явилась толпа рабов и гладиаторов. Как же мне поступить с этими презренными трусами, чтобы смыть оскорбление, нанесенное римскому оружию?

— Марк Красс, ты недооцениваешь своего соперника, — подал голос Публий Пет. — Гладиаторы научились сражаться не хуже Митридата, и от них бежали уже два консула. Не думаю, что эти несчастные воины, попавшие в засаду, заслуживают сурового наказания.