Спартак

Дом Катулла был одним из самых роскошных и изящных в Риме. Находившийся впереди дома великолепный портик был украшен военной добычей, отнятой у кимвров, и бронзовым быком, пред которым эти враги Рима приносили присягу. Это было место встречи римлянок, которые обыкновенно здесь гуляли и занимались гимнастическими упражнениями; поэтому сюда же сходились представители элегантной молодежи, патриции и всадники, чтобы поглазеть и полюбоваться прекрасными дочерьми Квирина.

Когда оба гладиатора пришли к портику Катулла, он был окружен сплошной стеной людей, смотревших на женщин, которых собралось в этот день здесь больше, чем обычно, гак как на улице шел снег, и дождь.

Действительно, чудесное и привлекательное зрелище представляли сверкающие белизной точеные руки и олимпийские плечи среди блеска золота, жемчугов, камней, яшмы и рубинов и среди бесконечного разнообразия цветов пеплумов, палл, стол и туник из тончайшей шерсти и легких тканей.

Здесь блистали красотой Аврелия Орестилла, любовница Катилины, я хотя юная, все же величественно красивая Семпрония, которой суждено было впоследствии, за личные достоинства и редкие качества своего ума, получить прозвание знаменитой и затем умереть, сражаясь как храбрейший воин рядом с Катилиной в битве при Пистории. Здесь были и Аврелия, мать Цезаря, Валерия, жена Суллы, весталка Лициния и сотни других матрон и девушек, принадлежавших к наиболее видным фамилиям в Риме.

Внутри великолепного и обширнейшего портика некоторые из этих патрицианских девушек качались на особых качелях: другие неподалеку забавлялись игрой в мяч - самой распространенной и излюбленной игрой римлян обоего пола, всех возрастов и положений.

Спартак и Крикс остановились несколько позади толпы патрициев и всадников, как полагалось людям их положения и стали искать глазами Луция Сергия Катилину. Они увидели его стоящим возле одной колонны вместе с Квиятов Курием, благодаря которому впоследствии был открыт заговор Катилины, и с юным Луцием Кальпурнием Бестием, он впоследствии был народным трибуном в год этого заговора.

Стараясь не толкать собравшихся здесь знатных людей, оба гладиатора мало-помалу приблизились к страшному патрицию, который, саркастически улыбаясь, говорил в эту минуту своим друзьям:

- Я хотел бы как-нибудь познакомиться с весталкой Лицииией, которой этот толстяк Марк Красе дарят такие нежные ласки, и рассказать ей о его любви к Эвтибиде.

- Да, да, - сказал Луций Бестия, - и передай ей, что он подарил Эвтибиде двести тысяч сестерций.

- Марк Красе, дающий двести тысяч сестерций женщине!.. - воскликнул Катилина. - Но ведь это более удивительно, чем чудо в Ариминуме, где, как рассказывают, петух заговорил по-человечьи.

- Это удивительно разве только потому, что он баснословно скуп, - заметил Квинт Курий. - Ведь для Марка Красса двести тысяч сестерций не больше, как крупинка в сравнении со всем песком светлого Тибра.

- Он прав, - сказал, широко раскрыв глаза, с выражением жадности, Луций Бестия. - Что это для Марка Красса, имеющего свыше семи тысяч талантов!..

- Это значит - более полутора биллионов сестерций?..

- Сумма, которая казалась бы невероятной, если бы не было известно, что она действительно существует!

- Вот каким образом в нашей столь хорошо управляемой республике, - сказал с горечью Катилина, - для человека с низменной душой и с посредственным умом оказывается открытой широкая дорога к величию и к почестям. Я же, чувствующий в себе силу и способность довести до успешного конца любую войну, никогда не мог добиться назначения командующим, так как я беден и обременен долгами. Если завтра у Красса явится ради тщеславия желание быть назначенным в какую-либо провинцию, где придется совершить какой-нибудь военный поход, он этого добьется немедленно, именно потому, что он настолько богат, что может купить не только простой народ, несчастный и голодный, но даже жадный и богатый Сенат.

- И подумать только, - добавил Квинт Курий, - каким нечистым был источник этих безмерных богатств!

- Конечно, - подхватил юный Бестия, - ведь как он их добился! Он скупал по самой низкой цене имущества, конфискованные Суллой у жертв проскрипций. Он давал деньги взаймы под огромные проценты. Он приобрел около пятисот рабов архитекторов и каменщиков, которые выстроили бесчисленное количество домов на пустырях, доставшихся ему почти даром: там когда-то стояли жилища простонародья, сгоревшие от частых пожаров...

- Так что теперь, - прервал Катилина, - половина всех домов в Риме принадлежит ему.

- А разве все это справедливо? - спросил с пылом Бестия. - Разве это честно?

- Это удобно, - сказал, горько улыбаясь, Катилина.

- И неужели это всегда будет так? - воскликнул Квинт Курий.

- Не должно бы, - пробормотал Катилина, - но кто может знать, что написано в непреложных книгах судьбы?