Нескольких пленных они отдали на растерзание своим женщинам. Те с воем вонзали зубы и ногти в их тела, выкалывали глаза, отрезали половые органы, рвали на части, сдирали кожу.
Дикари превратили римских граждан в кровавое месиво.
Но и после этого они продолжали яростно кричать. Они все еще жаждали крови.
Нас собрали в одном лагере.
Я испытал чувство стыда оттого, что был раздет и стоял на коленях, как побежденный.
Галл огромного роста вышел вперед и начал бить нас. Толпа ревела, требовала выдать нас, чтобы распять или разорвать на части.
«Они наши, мы — их хозяева! — кричали говорящие звери. — Мы свободны!»
Гигант узнал претора Публия Вариния, стоявшего на коленях возле меня. Я подумал, что он размозжит ему голову кулаком.
Но их предводитель, фракийский гладиатор Спартак приказал не убивать нас.
Гигант отпустил Вариния, и тот тяжело осел на землю передо мной.
Затем подошел Спартак, и гигант, схватив меня за волосы, заставил поднять голову.
— Ты Номий Кастрик, центурион VII легиона, — сказал предводитель рабов. — Я знаю тебя. Ты был во Фракии. Это ты посадил меня в клетку.
Я решил, что он перережет мне горло. Закрыв глаза, я с нетерпением ждал, когда его меч коснется моей шеи.
— Позже! — заявил Спартак.
Потом он узнал Кальвиция Сабиния, трибуна.
Он толкнул его ко мне и Варинию.
Мы стояли на коленях, а фракиец расхаживал по лагерю, останавливаясь перед каждым пленным, заставлял его подняться.
Когда я увидел, что Спартак строит людей парами, я понял его замысел. Я вспомнил, что он сказал Публию Варинию: «Претор, тебя ожидает то, на что ты обрекал других!»
Я сказал:
— Этот гладиатор хочет посмотреть, как мы умрем смертью гладиатора.
Вариний и Сабиний в ужасе посмотрели на меня.
— Мы должны будем убивать друг друга у них на глазах, — продолжал я.
Толпа рабов тоже все поняла. Она громко топала ногами и ревела: «Убей! Убей!»
Я узнал Курия, оружейника гладиаторской школы в Капуе, который сбежал тогда со Спартаком. Он велел толпе рабов отойти в сторону, чтобы освободить место для сражений. По его приказу из лагеря под охраной вывели часть пленных, всего десять пар. Затем в одном из углов площадки он велел свалить в кучу мечи, копья, кинжалы.
Толпа смеялась, ревела, кричала.
Внезапно раздался голос Спартака.
— Они будут драться и погибнут. Те, кто выталкивал нас на арену со связанными руками, кто отдавал львам, те, для кого мы были всего лишь животными, будут теперь сами убивать друг друга. Их кровь прольется в память о Криксе-галле, Эномае-германце, Виндексе-фригийце и двадцати тысячах рабов, которых они убили. В память обо всех гладиаторах, которых они заставляли драться ради собственного удовольствия! Сегодня настал наш черед развлекаться. Мы посвящаем эти игры памяти наших убитых братьев, римских гладиаторов и рабов, ставших свободными людьми. Они умрут сегодня за них и за нас. Я, Спартак, делаю это в память о погибших и дарю это зрелище тем, кто последовал за мной!
Я смотрел на Спартака. На нем были золоченые латы трибуна Сабиния и короткий красный плащ. Рядом с ним стоял греческий ритор Посидион, с которым я познакомился во Фракии. Он несколько дней жил в лагере VII легиона. Я увидел сидевшую в ногах у Спартака жрицу Диониса с распущенными светлыми волосами. Ее поймали во Фракии вместе со Спартаком и евреем-целителем, который стоял в нескольких шагах позади них.
К нам подошел Курий.
— Вы увидите, как они будут драться и как погибнут. Двадцать раз по двадцать пар. Вы будете последними.
— Я не стану драться, — сказал Сабиний.
— Тогда тебя отдадут женщинам. Их зубы острее, чем клыки льва.
— Что будет с тем, кто выживет? — спросил Вариний.
Курий усмехнулся.
— Разве ты никогда не присутствовал на гладиаторских играх? Разве тебя не приглашали туда, или ты не знаком с Гнеем Лентулом Батиатом? Ты ведь часто бывал в Капуе. Я видел тебя, когда выбирали гладиаторов, которых собирались бросить диким зверям. Ты ведь знаешь, что вопрос жизни и смерти решает не тот, кто сражается, а тот, кто поднимает или опускает большой палец. Здесь решать будет Спартак! Он наш претор, наш трибун, наш консул, предводитель рабов. Он будет решать, жить тебе, Вариний, или умереть!
Я сказал:
— Никто не выживет.
— Боги и Спартак решат, — ответил Курий.
Я пережил тот день и ту ночь, окрашенную кровью четырех сотен римлян.
Сначала они боролись за право завладеть оружием, сложенным в углу поля. Многие, так и не успев захватить его, погибли, сраженные ударами мечей, копий и кинжалов.
Эта резня даже отдаленно не напоминала гладиаторские игры. Это была ожесточенная схватка без правил.
Толпа ревела, бросала камни, а сражавшиеся забывали о том, что они люди, и превращались в зверей.
Каждый старался убить, не заботясь о том, что бьет противника, назначенного ему Курием. Они кидались по несколько человек на одного, кидались на тех, кто только что был их союзником.