«Спартак» – наше всё. Откровения кумира красно-белых

Когда все направились назад в корпус, Петрович окликнул Аленя: «Дима, мы с тобой не договорили». – «Нам больше не о чем говорить. Все уже сказано». Старков предпринял повторную попытку, но Дима, не обращая на это внимания, устремился в номер. Все события разворачивались на моих глазах, и я был в шоке от увиденного. Никогда не сомневался, что Димка способен на поступок. Я предполагал, что он может пойти на открытую конфронтацию с Александром Петровичем, но не ожидал, что это произойдет так стремительно.

Дима все мне рассказал и добавил: «Я предупредил Старкова, что завтра поеду в «Спорт-экспресс» и дам правдивое интервью». Его слова укладываться у меня в голове не спешили: «Ты переодеваться-то будешь, сейчас уже тренировка начнется?!» – «Какая, на хрен, тренировка?! Он знает, что я на поле не выйду».

И занимались мы в тот день уже без Димы.

Через два дня в девять утра все мои телефоны дружно затрезвонили. На меня обрушился сногсшибательный шквал звонков, все только и говорили об интервью Аленичева. В одиннадцать часов по дороге на базу я чуть ли не трясущимися руками купил «Спорт-экспресс» и проглотил статью залпом. Я совершенно не помню, как добрался до Тарасовки. Помню только, что перечитал Димины откровения еще раз. Придя в номер, первым делом убрал газету в верхний ящик своей тумбочки. Сейчас, анализируя то свое состояние, делаю вывод: газету я сохранил на память. Я заранее знал, что Аленя в команде не оставят. Таких вещей не прощают. Более того, не представляю, как бы я сам на месте руководства клуба поступил. Ведь ограничиться штрафом было бы нечестно по отношению к Старкову. Получилось бы, что руководство клуба сдало главного тренера, фактически избавилось от него руками своего капитана. Тем не менее надежда на то, что хоть какой-то компромисс будет найден, во мне жила довольно долго. И даже когда Дима мне сказал, что он заканчивает свою карьеру, я еще во что-то верил. Думал, время прошло, страсти улеглись, почему бы теперь Димку не вернуть? Но мое изначальное предчувствие все же оправдалось. Футбол потерял игрока, который еще многое бы этому футболу мог дать. Мне досадно, что все так получилось. Пройдут десятилетия, я достану тот номер «Спорт-экспресса» и поведаю своему потомству о том, как великий спортсмен боролся за будущее своего клуба. Ведь Димкин демарш даже круче, чем конфликт Ловчева и Бескова, хотя бы потому, что Аленичеву удалось снять тренера, а Ловчеву нет.

Приехав на базу в тот день, когда вышло интервью, я сразу догадался, что Александр Старков в «Спартаке» не жилец. Я видел, что Петровича Димино интервью основательно подкосило. Болельщики не могли простить чужаку расставание с любимым Аленем, и сил, чтобы противостоять той лавине, которая на латвийского наставника уже накатывалась, у того не было. В команде все шептались между собой. Даже легионеры, не понимающие по-русски, были в курсе случившегося. Внутренне команда встала на сторону Аленя. Димку ценили, уважали и ему верили, к тому же мнение капитана разделял почти весь коллектив. Но вместе с тем нам по-человечески было жаль Старкова. Убежден, каждый из нас тогда ставил себя на место главного тренера и с ужасом обнаруживал, что нет ничего хуже, чем на этом месте оказаться. Петрович созвал собрание и сказал: «Это нож в спину». В его голосе звучало отчаяние. Против него пошел не простой игрок, а харизматический футболист с множеством громких титулов. Во всех жестах Старкова читалось, что он «поплыл».

Я, забив гол в ближайшем матче, побежал к фанатской трибуне и сорвал с себя капитанскую повязку. Несколько секунд, находясь в окружении партнеров, я держал ее в вытянутой вверх руке, как бы показывая, что у нас есть капитан, но в этот момент он почему-то отсутствует на поле. На тренера в тот момент я не смотрел.

Признаюсь, для меня это была очень сложная ситуация. Я всеми фибрами своей души был за Аленя и уже заранее не мог простить Александру Старкову Димкину потерю. Но при всем при этом мне хотелось поддержать Петровича. Я всегда сочувствую тем, кто оказывается в одиночестве. Наверное, Старков уловил такое мое отношение к себе. Когда уже было объявлено об его отставке, он подошел ко мне: «Егор, хочу видеть тебя у себя в кабинете».

Я не умею расставаться с людьми. Мы с Петровичем сказали друг другу спасибо и обнялись. Причем совершенно искренне.

Когда я покинул тренерский кабинет, в душе творилось что-то несуразное. В тот день я так и не сумел отделаться от ощущения чего-то постыдного и неприятного, но внятно растолковать себе природу этого осадка у меня так и не получилось.