Спартак. Том 2

– Ты наш император, – вскричал Рутилий, – ты стал императором благодаря своей мудрости, своей храбрости, своим достоинствам и необычайным качествам своей души и своего ума; ты наш император, в это звание тебя возвели твои победы; ты наш император – таково наше единодушное желание. Если ты отказываешься от почестей, то мы требуем, чтобы почести эти были оказаны нам, нашим знаменам, во имя этого ты должен надеть палудамент, тебя должны сопровождать контуберналы и ликторы.

– Палудамент Спартаку! – требовали гладиаторы.

– Контуберналов и ликторов! – воскликнул Эномай, а за ним все легионы.

И через минуту Крикс воскликнул своим мощным голосом:

– Пусть римские ликторы, которых он взял в плен под Аквином, шествуют впереди него с фасциями!

Требование это вызвало такой неистовый взрыв восторга и гром рукоплесканий, что, казалось, от них заколебалась земля, и тысячеголосый этот гул еще долго повторяло эхо в далеких горах.

И действительно, эта мысль, естественно зародившаяся у бесхитростного Крикса, была так велика в своей простоте, что справедливо вызвала всеобщий энтузиазм. Заставить римских ликторов, ранее шествовавших впереди самых знаменитых римских консулов, таких как Гай Марий и Луций Сулла, идти впереди презренного в глазах римлян гладиатора было не только унижением римской гордыни, не только признанием человеческого достоинства за бедными рабами, – это знаменовало собою самую блестящую из всех побед, одержанную гладиаторами над гордыми легионами надменных завоевателей мира. И хотя Спартак, всегда скромный[8], всегда верный самому себе как в дни несчастья, так и в дни своих побед и величия, противился желаниям своих легионов, ему, однако, пришлось покориться их решению и надеть на себя дорогой блестящий панцирь из серебра, специально заказанный Криксом знаменитому мастеру в Помпее, серебряный шлем тонкой работы и испанский меч, золотая рукоять которого была осыпана драгоценными камнями, и набросить на плечо пурпурный плащ из тончайшей шерсти, с золотой каймой шириною в три пальца.

Когда вождь гладиаторов облекся в императорское одеяние и появился перед войском верхом на своем вороном коне, у которого простую кожаную сбрую заменили красивыми поводьями и серебряной уздечкой и покрыли его чудесным голубым чепраком с серебряной оторочкой, раздался взрыв рукоплесканий, и все гладиаторы в один голос воскликнули:

– Приветствуем тебя, Спартак – император!

Две присутствовавшие при этом женщины плакали. Но слезы были не только на глазах женщин – у Спартака, у Арторикса, у тысяч гладиаторов увлажнились глаза от пережитого волнения. Две женщины пристально, не отрываясь смотрели на фракийца, и несказанную любовь выражали их взгляды, обращенные на вождя этих бесстрашных воинов. То были Мирца и Эвтибида.

Сестра гладиатора смотрела на него своими голубыми спокойными, ясными глазами, и в этом взгляде отразилась вся чистота ее любви к брату; гречанка же впилась в него своими мрачными, сверкающими глазами – ее взгляд горел огнем страсти.

Но вот перед Спартаком появились шесть ликторов претора Публия Вариния, плененные в сражении под Аквином; их держали под стражей в особой палатке. Декан подвел ликторов к Спартаку – отныне они будут шествовать с фасциями впереди него всякий раз, когда верховный вождь будет выходить пешком или выезжать на коне; такой же почет оказывали только римским консулам и преторам.

Все шесть ликторов были высокого роста, носили длинные волосы и отличались воинственной, полной достоинства осанкой. Поверх панцирей на них были короткие плащи из грубой шерсти, скреплявшиеся пряжкой на левом плече и доходившие до колен; в левой руке каждый держал, прижав к плечу, пучок фасций, в которые во время войны вкладывался топорик, а в правой руке нес розгу. При виде ликторов у гладиаторов вырвался крик дикой радости; он становился все громче и, не смолкая, длился до тех пор, пока Спартак не приказал трубачам призвать легионы к порядку и спокойствию.

Вождь гладиаторов сошел с коня и с ликторами впереди, в сопровождении Крикса, Граника и Эномая стал обходить фронт двух германских легионов, образовавших первый корпус. Закончив смотр первой линии воинов, Спартак похвалил их за бережное хранение оружия, за точное соблюдение распорядка и боевую выправку.

Ликторы смиренно шли, опустив голову, но лица их то бледнели, то краснели от стыда и еле сдерживаемого гнева.

– Какой позор!.. Какой позор!.. – восклицал один из них дрожащим голосом, но так тихо, что расслышать эти слова мог только его сотоварищ, шагавший рядом с ним.

– Лучше бы мне умереть под Аквином, чем пережить такой позор! – отозвался тот.

Первый из ликторов был человек лет сорока пяти, рослый, крупного сложения, лицо у него было загорелое, вид решительный; звали его Оттацилий; другой был седовласый старик, лет шестидесяти, высокий, сухощавый, с худым и строгим лицом, лоб его пересекал широкий шрам, нос был с горбинкой, во взгляде серых живых глаз, как и во всем его облике, чувствовалась мужественная энергия; его звали Симплициан.