Спартаковская война: восставшие рабы против римских легионов

Рис. 46. Чезаре Маккери. Цицерон, произносящий речь против Каталины (1888).

Возможный конечный итог выступления Каталины и его сторонников великий оратор, явно сгущая краски, представлял как победу рабов: «Если бы они сделались консулами, диктаторами, царями, им все-таки неминуемо пришлось бы уступить все это какому-нибудь беглому рабу или гладиатору» (Cic. Cat. II. 9. 19). Впрочем, скоро основания для подобных параллелей исчезли. В 62 г. до н. э. Каталина погиб, а последних сподвижников Спартака по чрезвычайному поручению сената уничтожил специально присланный из столицы отряд пропретора Гая Октавия, отца будущего императора Октавиана Августа. И все-таки выступления против римских властей людей, сражавшихся на арене амфитеатров, не стали лишь достоянием прошлого.

Рис. 47. Марк Антоний. Портретное изображение на монете.

Правда, масштабы более поздних событий были совершенно другие. Еще одно восстание гладиаторов произошло при Нероне в 64 г. н. э., когда бойцы из Пренестинской школы в маленьком городке недалеко от Рима, наверняка наслышанные о Спартаке и его товарищах, предприняли неудачную попытку обрести свободу, но были быстро усмирены приставленной к ним бдительной воинской стражей.

Среди видных представителей римского общества имя Спартака традиционно пользовалось дурной славой. Цицерон часто употреблял его как бранное прозвище по отношению к своим политическим противникам, например Марку Антонию (рис. 47). Скоро оно стало нарицательным в ряду прочих, в прошлом грозных, врагов государства. Для Горация (65-8 до н. э.) Спартак ничем не лучше марсов, этрусков и Ганнибала. Юлий Капитолий в биографии императора Максимина (235–238 н. э.), который был родом из Фракии (рис. 48), характеризуя его как «жестокого зверя», естественно, не мог упустить возможности сравнения этого правителя со Спартаком.

Рис. 48. Максимин Фракиец. Мраморный бюст.

Нельзя сказать, что отношение к бывшему гладиатору и вождю рабов всегда было только негативным. Напомним, что в свое время Саллюстий обращал внимание на усилия, прилагавшиеся Спартаком, чтобы обуздать бессмысленную жажду уничтожения, которой были охвачены многие его приверженцы. Позднее благородство души Спартака, запрещавшего в своем лагере кому бы то ни было иметь золото и серебро, отмечал Плиний Старший в нелестном сравнении с развращенными согражданами. Очень высоко оценил душевные качества этого человека Плутарх. Даже Луций Флор, несмотря на всю неприязнь к вождю рабов, воспринимал его смерть, как достойную героического полководца.

Судя по стихам Клавдиана (ок. 370–404), придворного поэта императора Гонория, даже через пятьсот лет после завершения Спартаковской войны, римляне вспоминали впечатляющие поражения консульских армий в войне с восставшими рабами:

Или ты, о Спартак, привычный консулов разгонять отряды. Нож твой был посильнее меча их…

В том же духе высказывался еще более поздний автор — галло-римский поэт Аполлинарий Сидоний (ок. 430–486):

…Буду ль я говорить о Спартаке?
Огнем и мечом бушевал он вдоль всей Италии,
Битвой открытой не раз он сходился
С консульским войском, у слабых владык отнимая их лагерь,
Доблесть свою — орлов — потерявших в позорных разгромах,
Часто оружьем восставших рабов разбивал он…

Совсем другие чувства звучат в одном из сохранившихся писем Квинта Аврелия Симмаха (ок. 340–402), известного ревностного защитника древних обычаев и противника христианства, не раз устраивавшего гладиаторские игры, чтобы отметить очередной этап в карьере своего сына. В 393 г., когда тот выдвинул свою кандидатуру на должность квестора, Симмаху пришлось столкнуться с массой сложностей при организации зрелищ. В частности, накануне игр три десятка пленных германцев из племени саксов задушили друг друга, чтобы не появляться на арене. Это был жестокий удар и, по словам Симмаха, ему понадобилась вся его философия, чтобы перенести это несчастье. По поводу мужественного поступка гордых саксов он заявил, что «ничего не хочет слышать об этих негодяях, которые оказались хуже Спартака».

Рис. 49. Дени Фуатье. Спартак (1830).

Рис. 50. Луи Эрнест Барриас. Клятва Спартака (1871).