Спартанки

Вот и сейчас что-то в ней стало раскручиваться. Зачем Марина соврала время? А соврала - точно. У Никоновой нюх ищейки, и она как бы стала «видеть». Они отчего-то разгорячились обе - врач и клиентка. Вышли на балкон, ну, вроде как освежиться. И тут их склинило. Марина сильная. Элизабет, правда, тоже не крошка, но Марина моложе. Та ей про психологическое, а эта ее за ноги - и вниз. Уходила быстро, потому и потеряла календарик. Никонова как бы забыла, что дверь была заперта изнутри. «Я подумаю об этом потом». Но как же было бы славно и для здоровья нервного тика, и для отчета так быстро и легко закрыть дело. Она думает, что нужно не забыть снять отпечатки пальцев у Марины. Это из пустяков - главное. И понять, вернее, придумать причину ссоры.

Никонова была хорошим следователем. Она не упускала мелочей, умела как никто «читать улики». Она протягивает Марине календарик.

- Значит, - говорит она, - вы уронили его? Она не звонила при вас?

- Когда у нее пациент, она отключает телефон. - Но что сделалось с ее голосом? Он как бы стал тоньше, и она им даже поперхнулась.

И тут Марина сделала то, чего от себя совсем не ожидала.

- Это мой календарик, он выпал из сумки. Он старый, на нем не помню чей телефон. Я хотела его сама выбросить в ее мусорное ведро, а Элизабет сказала: «Не беспокойтесь, я выброшу».

- Вы не помните, чей это номер?

- Я же сказала, - голос прежний, занудливо склочный. - Стала бы я выбрасывать нужное.

- Это телефон Аркадия Сенчукова. Знаете такого?

- Знала. Он несколько лет тому издавал у нас свою книгу. Я была редактором. Календарик с тех пор задержался в сумке, но мне он уже давно ни к чему. Общую работу мы завершили. И делу конец.

- А Смелянской вы говорили, чей это телефон?

- Так я же вам русским языком говорю - я забыла напрочь, чей он. Вы мне сказали - я вспомнила. Я оставила календарик как мусор.

Зачем она ляпнула правду? Хотя какое это имеет значение? Они уже знают, что это телефон Арсена. Дальше что? Предположим самое неприятное - они узнают про их отношения. При чем тут Элизабет? Говори хоть правду, хоть брехню, к смерти Смелянской это отношения не имеет. Ну, вот спроси ее, Марину, с чего это богатой бабе, у которой, как теперь говорят, все схвачено, кидаться вниз? Если ничего не украдено, ничего не взломано, значит, не было убийцы? Значит, сама? Марина перебирает в памяти разговор. Смените прическу. Выкиньте юбку. Как это она сказала: «Мужчина - всегда аспирин от другого мужчины».

А сейчас Марина думает - вот бы рассказать это Нине Павловне. Та бы сказала: «Ни одна свободная спартанка не ставила свое счастье и судьбу в зависимость от мужчины. В полноценной женщине есть весь арсенал самодостаточности. Даже в сексе она главная. В ней все - и наслаждение, и рождение, и дарение. Сейчас нет женщин. Есть бабы. Тетки. Клуши. Стервы. Подстилки. И растущее в геометрической прогрессии количество дур. Снижение самодостаточности, самоуважения женщины гибельно для мира. И она умрет последней на этой земле, оставив после себя кровь и грязь от последнего аборта.

Сказать это Никоновой? Глупость несусветная. Где поп - где приход… Она говорит другое.

- Такие как Элизабет из окон не выпрыгивают. Они ведь победительницы по жизни. - Она чуть не добавила: «Не нам чета». - У нее есть, то есть было чему поучиться.

- О чем все-таки вы с ней говорили? Я понимаю, что вторгаюсь во врачебную тайну… У вас проблемы? Или у вас отношения другого рода? Старые знакомые, то да се…

- Я пришла по нужде. У меня тонус на минусе. Мне посоветовали Элизабет.

- Почему вы так ее называете?

- Потому что это ее творческое имя - Элизабет Смелянская. У нее так и на визитке. Никаких Елизавет Николаевн. Это ж теперь модно. Искажение сути на иностранный манер.

- Она вам помогла?

- Сказала, чтобы я сменила прическу и выкинула эту юбку. Вот хотела сегодня пойти в парикмахерскую, да вы помешали.

- Прическа и юбка - это то, что вы хотел от нее услышать?

- Я не знаю, что хотела от нее услышать. Но то, что она сказала, - мимо. Про прическу я сама знаю. И даже сама умею ее делать, если понадобится. Юбку не выброшу. Я ее люблю. У меня есть свойство срастаться с вещами. Это, конечно, поперек моды. Но я, как это теперь говорят, себя с нею не позиционирую. Мы живем как-то врозь.

- Тут вы не одна…

- Это для меня не важно. Я могу быть и одна.

«Сейчас я ей выдам, - решает про себя Марина. - Я человек гордый и самодостаточный». И говорит:

- Самодостаточные не должны тупо следить за модой и ходить по пустякам к психотерапевтам. Это была моя глупость.

- Откуда вы ее узнали?

- По цепочке. Элизабет мне порекомендовала наша бухгалтерша. У нее проблемы с внучкой. Типа: «Ты, бабуля, отстой!» - «А ты соплячка!»

- Ну и что, помогло бухгалтерше?

- Как же! Бабка лежит с инсультом, а только-только вышла на пенсию. А внучка гуляет по кладбищам - она гот.

- Кто? - не поняла Никонова.

- Вот, вот! Такая новая субкультура. Ходить по кладбищам, носить черепа, выбеливать лицо и поклоняться Мэнсону. Его вы тоже не знаете?