Астидамия ответила отказом даже царю Леотихиду, тоже пожелавшему стать «возлюбленным» Леарха. На упрёки сына, говорившего, что при его покровительстве было бы легче стать военачальником, Астидамия отвечала так:
— Я бы простила Леотихиду то, что он бесчестным путём отнял трон у Демарата, если бы Леотихид, став царём, затмил его воинские и олимпийские победы. Однако Леотихид столь же бездарно пользуется властью, сколь бездарно он влачил свои дни, когда не был царём. От такого покровителя, сын мой, ты вряд ли обретёшь честолюбивое рвение к воинским подвигам. Зато дурную славу, благодаря распущенности Леотихида, ты заработаешь очень скоро.
Леарх не спорил с матерью, хотя любвеобильность Леотихида и его невоинственный нрав были ему по душе. Юноша и сам не горел желанием рисковать жизнью в сражениях, страдать от ран и терпеть лишения, живя в воинском стане. Оторванный с пятнадцати лет от повседневных забот и тренировок, каким были подвержены все его сверстники, Леарх и дальше хотел жить такой жизнью. Слава олимпионика и победителя на Немейских играх давала возможность, избегая воинских трудов, стать приближенным одного из царей, а со временем занять какую-нибудь государственную должность. Однако Астидамия желала видеть сына не государственным чиновником, а военачальником, достойным преемником своего отца.
Желая дать понять Леотихиду, что в выборе «возлюбленного» он ограничен волей матери, Леарх подстерёг его, когда тот выходил из герусии, и сам подошёл к нему. Между ними состоялся короткий разговор. И Леотихид, и Леарх остались довольны этой краткой встречей, ибо услышали друг от друга то, что желали услышать.
Следующая встреча произошла на другой день уже в доме Леотихида.
Дом этот был одним из самых больших домов в Спарте. Построенный на берегу Царского пруда, он был окружён гигантскими древними ивами. Неподалёку находился священный участок Посейдона Тенарийского, обсаженный молодыми дубами. Храм Посейдона своими размерами заметно уступал дому Леотихида.
Столь огромное жилище построил Агесилай, дед Леотихида, как рассказывали, от досады, что спартанцы отдали трон Эврипонтидов не ему, а его старшему брату, который был слабого здоровья и невысоких умственных способностей.
Не получив желанную царскую власть, Агесилай принялся всеми способами доказывать согражданам своё превосходство над старшим братом. Сначала он отличился на войне, командуя спартанским войском. Потом умелыми переговорами прекратил долгую и безуспешную войну спартанцев с тегейцами. Затем Агесилаю удалось предотвратить назревшую в Спарте гражданскую смуту. По его инициативе на остров Крит была выведена колония из числа тех лакедемонян, которые желали проведения в Спарте демократических реформ по примеру Афин.
Впоследствии люди говорили, что на троне Эврипонтидов сидел царь Агасиклес, но царственным умом и достойными царя поступками отличался его младший брат Агесилай.
Сыновья Агесилая и не помышляли о высшей власти, поскольку трон Эврипонтидов надёжно удерживали за собой потомки Агасиклеса, как старшие в роду. Два сына Агесилая рано нашли свою смерть в сражениях. Только третий сын Менар сумел дожить до седин и до той счастливой поры, когда внук Агесилая, Леотихид, завладел-таки троном Эврипонтидов. Менар подарил Леотихиду огромный дом, доставшийся ему от отца, чтобы тот мог действительно по-царски принимать у себя гостей и чужеземных послов. Для себя Менар выстроил другой дом поменьше, но тоже на берегу Царского пруда.
Леарх, никогда прежде не бывавший в доме Леотихида, был поражён не только размерами, но и великолепием отделки помещений. Дом был возведён из камня-песчанника, полы повсюду были мраморные, украшенные мозаикой. Колонны портика перед главным входом и во внутреннем дворике тоже были из белого мрамора, прорезанные тонкими продольными желобками — каннелюрами. Стены комнат и внутренних переходов были расписаны сценами из мифов любовного содержания. В комнате, где Леотихид принимал Леарха, росписи на стенах и вовсе поражали своим бесстыдством. На одной из стен Геракл совокуплялся с лидийской царицей Омфалой[89]
. На другой — Аякс насиловал Кассандру, дочь троянского царя Приама[90].Но более всего Леарх был изумлён росписью на третьей стене, где кисть живописца изобразила нескольких козлоногих сатиров[91]
, совокупляющихся с нимфами. Вся картина представляла собой сплошное переплетение нагих мужских и женских тел. Леарх, не видавший в своей жизни ничего подобного, даже беседуя с Леотихидом, не мог оторвать взор от столь бесстыдной сцены.Леотихид всячески подчёркивал своё расположение к юноше, называя его «милый друг» или «мой дорогой». Леотихид сам подливал вина в чашу своему гостю, то и дело осведомляясь, удобно ли ему сидеть, не дует ли из окна, не голоден ли он...