Спартанцы Гитлера

Роль Гитлера в системе власти отличалась как от роли западных политических деятелей (в Берлине не существовало «кабинета» в собственном смысле слова), так и от роли Сталина в системе власти в СССР (у Гитлера не было своего политбюро, на котором хотя бы первоначально принимались коллегиальные решения, и Гитлер никогда не декларировал готовности к «коллективному руководству»), роль Гитлера была беспрецедентна и уникальна. Гитлер непостижимо быстро и, кажется, при полном «одобрении» общественности целиком подмял власть под себя; власть его была абсолютно единоличной, влиять и тем более давить на него никто не мог. Кроме Эрнста Рема, убитого в 1934 г., среди нацистских сатрапов не было ни одной самостоятельной фигуры, за исключением Рейнхольда Гейдриха. При этом такое положение было достигнуто Гитлером не при помощи террора, как в сталинском Советском Союзе: после 1934 г. в нацистской Германии не было казнено ни одного официального лица, нацистская элита оставалась неизменной все 12 лет диктатуры. Лишь дважды были смещены гауляйтеры: в 1940 г. скандалист, антисемит и психически неуравновешенный Юлиус Штрайхер и в 1936 г. — Вильгельм Кубе (вследствие анонимного доноса о том, что его жена — еврейка). В обоих случаях Гитлер вмешивался в дело неохотно; впрочем, уже в 1941 г. Кубе стал генеральным губернатором Белоруссии, где продолжал враждовать с СС (интересно, что эсэсовцы считали завзятого антисемита Кубе «еврейским пособником»^{134}) из-за полномочий; этой борьбе положила конец бомба, подложенная женщиной из прислуги Кубе. Штрайхер же довел партийцев своими выходками (последней каплей, переполнившей чашу терпения, было заявление Штрассера о том, что дочь у Геринга появилась в результате искусственного оплодотворения); его судил партийный суд — в том числе и за очевидные случаи коррупции — и признал его негодным для занятия высших руководящих должностей. Гитлер с большой неохотой удалил Штрайхера с его поста, но ему разрешили и дальше руководить «Штюрмером»^{135}. Подобная терпимость Гитлера по отношению к откровенному психопату граничила с полным попустительством. Гитлер не любил кадровых перестановок; по словам барона фон Нейрата, фюрер со слезами на глазах сообщил ему, что его пост министра иностранных дел будет замещать Риббентроп^{136}. В окружении Гитлера, — в отличие от окружения Сталина, — царил не страх, но боязнь утратить его расположение. Сталин не терпел и жестоко карал малейшее неповиновение, а Гитлер относился к этому снисходительно: например, как-то поздно вечером он позвал к телефону министра иностранных дел Константин фон Нойрата, но прислуга сказала, что министр спит; Гитлер настаивал и все-таки получил отказ. Больше фюрер никогда не звонил Нойрату поздно^{137}. Ближайшее окружение Гитлера, его секретарши часто подсмеивались над ним, не вызывая у него ни малейшего неудовольствия. Можно ли представить себе подобное поведение со Сталиным?

Такой «попустительский» стиль правления Гитлера побуждал некоторых исследователей писать о том, что вообще «решения» Гитлера являлись принятием неизбежных faite accompli. Эрих Фромм даже сомневался в том, что фюрер вынашивал идею нападения на Польшу, так как с симпатией относился к польскому министру иностранных дел полковнику Беку. Но когда Бек отверг сравнительно мягкие предложения Гитлера, тот пришел в ярость и стал нагнетать напряженность в отношениях с Польшей так интенсивно, что единственным выходом из создавшегося положения стала война^{138}.

Словосочетание «принцип фюрерства» наиболее точно отражает сущность власти в Третьем Рейхе; фюрер был единственной полномочной инстанцией во всех отношениях и сферах: даже в партии не было единого руководящего центра, а титул «рейхсляйтер НСДАП» (Reichsleiter der NSDAP) был пустым звуком^{139}; партийные съезды НСДАП были способом аккламации и поводом продемонстрировать мощь и единство движения; до войны часто собирались конференции высших сановников Рейха, предназначавшиеся для оглашения каких-либо новых политических директив, но не для их одобрения. Знаток истории Третьего Рейха Брахер подчеркивал, что «основополагающим для нацизма и его системы господства было то, что она с самого начала и до конца была связана с одним человеком, вместе с которым она и пала»^{140}.