Год назад простившись со своей Анастасиюшкой, урожденной графиней Шереметьевой, которая мечтала быть похороненной в России, на Донском кладбище, в Москве, где были похоронены ее предки, Иларион Владимирович поклялся выполнить ее посмертное желание и только выжидал удобного момента, чтобы обратиться с этой просьбой лично к российскому президенту. А тут вдруг – аукцион, на котором будет выставлен «Спас» Рублева. По замыслу Воронцова, было бы хорошо вернуть его в Россию вместе с прахом его «графинюшки». Сопровождавший икону «паспорт» и акты экспертиз именитых экспертов по древнерусской иконописи были в полном порядке, и все-таки последнюю точку должен был поставить он, Игорь Державин, эксперт по искусству с мировым именем и самый близкий друг Воронцова. Казалось бы, всё в порядке, осталось только сказать «Да!», однако именно это он и не мог произнести, изводя и себя, и Воронцова непонятными сомнениями.
От всех этих мыслей настроение испортилось окончательно, и он, уже подходя к машине, достал из кармашка мобильный телефон. Воронцов, похоже, только и ждал этого звонка.
– Ну? – негромко выдохнул он.
Надо было на что-то решаться, и Державин все-таки заставил себя сказать то, о чем Воронцов даже слышать не хотел:
– Прости, Иларион, но боюсь, что это все-таки гениальная подделка.
Продолжительное молчание и, наконец, язвительно-снисходительное:
– Гениальная подделка, впаянная Хаммеру советским правительством? Да ты хоть понимаешь, ЧТО ты говоришь?
– И все-таки, боюсь, что это действительно так.
Однако Воронцов, казалось, даже не слышал Державина.
– Тому самому Хаммеру, который сам раздел Россию на миллионы долларов и даже не поморщился при этом?
Чтобы не вдаваться в пустую полемику, Державин только плечами пожал. Мол, и на старуху бывает проруха. К тому же тридцатые годы прошлого века – это хоть и хваткий, но все-таки еще не оперившийся Хаммер, который по определению не мог знать, что такое – иконы письма Андрея Рублева, потому что подобные тонкости на тот момент вообще мало кто знал.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – словно прочитав мысли Державина, согласился с ним Воронцов. – Но ведь письмо Рублева подтверждают не только «проводные» документы, но и современная экспертиза, а это, согласись…
– И все-таки я бы воздержался от покупки.
Но почему? – взвился Воронцов. – Почему не Рублев?
– Да потому, что такого просто не может быть.
– Объяснись!
– А чего тут объясняться? Ты и без меня прекрасно знаешь, что каждая икона Рублева, каждая его работа давно нашли каждая свое место.
– Но ведь находят же неизвестные доселе картины известнейших мастеров! – уже чуть ниже тоном, но все еще с твердым убеждением в своей правоте произнес Воронцов. – Находят! Так почему бы не выплыть из небытия еще одному «Спасу»? Тем более, – привел он свой последний довод, – что это были мутные двадцатые годы, когда большевички подчищали все, что могли, и добирались порой до таких отдаленных скитов, что даже представить себе невозможно.
– Послушай, Иларион, – устало произнес Державин, – во все это просто невозможно поверить. Это раз. И второе. В те же двадцатые и тридцатые годы в России были такие умельцы, что…
– А ты все-таки поверь! Поверь! – посоветовал Воронцов. – Тем более что кто-то из старообрядцев незадолго до революции уже описал подобный случай, когда в частном иконостасе был найден настоящий Рублев.
– Но это, положим, редчайшее исключение.
– Хорошо, пусть будет исключение, – продолжал давить Воронцов. – Но почему бы подобному исключению не повториться еще раз?
Понимая, что графа не переубедить, Державин обреченно вздохнул и, как бы ставя точку в разговоре, произнес:
– Теоретически, конечно, возможно все. Но в таком случае этот «Спас» требует дополнительной проверки.
В мобильнике зависло длительное молчание, как вдруг он взорвался яростным воплем Воронцова:
– Да ты что, издеваешься надо мной?! Тебе что, официальных экспертиз мало?
– Я не сказал «экспертиз», я сказал – «проверки».
– Так проверяй же, проверяй!
– Но для этого надо лететь в Москву, а ты хорошо знаешь, что я туда не ходок.
– Ходок не ходок, – пробурчал Воронцов. – Приезжай ко мне, поговорим.
Сумев нарастить в свое время отцовский капитал, к тому же обладая определенным влиянием в среде русской эмиграции первой волны, точнее говоря, в кругу тех прямых потомков русских эмигрантов, без которых уже не представлялась как экономическая, так и политическая жизнь Америки, граф Воронцов еще в семидесятые годы приобрел вполне респектабельную недвижимость в «зеленом» пригороде Нью-Йорка, и пока Державин добирался на обновленном, светло-сером «Форде» до его особняка, он успел продумать и то предложение, которое уже заготовил для него скорый на руку Воронцов, и неоспоримые доводы, которые не позволяли очертя голову влезать в авантюрную, на его взгляд, сделку относительно доаукционного приобретения «Спаса».