— Ну и что? Мог бы об этом не распространяться.
— Ничуть я не распространяюсь. Просто сказал — вот это да! Волосы каштановые, личико сердечком, такое трогательное.
— Благодарю. Сейчас я сама обернусь и рассмотрю ее как следует.
— А глаза огромные-огромные…
— Спасибо, Уолтер. У меня, может быть, глаза и не такие огромные, но я прекрасно все увижу, даже издали, можешь мне подробностей не сообщать, — голос Изобел стал резче.
— А ты расстроилась, — сказал он заботливо. — Конечно, есть от чего расстроиться, вдруг такая встреча. Может быть, уйдем?
— Ни в коем случае.
— Можно я скажу Родрику и Хелен, что мы непременно должны попасть еще в одно место?
— Нет, нельзя. Почему это я должна убегать из гостей, хотя тут и не очень весело, оттого, что этот противный тип сюда явился? Да он может появляться где угодно всю мою жизнь. И каждый раз с другой девушкой.
— Впрочем, если бы он закрепился за этой, я бы его не осудил. Эта всех забьет.
— Уолтер, если ты еще хоть раз скажешь «всех забьет», даю тебе честное слово, я завизжу.
— Но она и вправду всех забьет, — сказал он упрямо.
— Честное слово, я сейчас завизжу на весь дом, не смей мне больше говорить про нее.
— Не завизжишь, не то все подумают, что у тебя истерика оттого, что пришел Рафферти.
— Никто не подумает, — вспыхнула она. — По-моему, тут ни один-единственный человек не знает про нас с ним.
Он только хмыкнул.
— Хо, сказала тоже. Да ты знаешь, что делает Рафферти, когда он не занимается любовными делишками? Сидит в баре и рассказывает про свои победы всем, кому охота слушать.
— Господи, до чего ты противный, — сказала она, пристально вглядываясь в его лицо, словно видя его впервые. — Тебя просто разъедает ревность, даже лицо перекосилось.
— Что же, по-твоему, я вру, что ли?
— Не знаю, врешь ты или нет, только все это сплошное безобразие. Ты просто помешался от ревности.
— И все-таки надо отдать ему должное хоть в одном, — сказал Уолтер. — Выбирать их он мастер.
— Ты опять про эту несчастную девчонку?
— Да не только про нее. Он ведь и тебя выбрал.
— Спасибо за то, что валишь нас в одну кучу.
Уолтер помолчал, прежде чем решиться на ответ:
— А что тут такого? Если Рафферти вас валил в одну кучу, почему же мне нельзя?
Она тут же дала ему пощечину. В общем шуме никто не услышал хлопка, и только те, кто стоял поближе, заговорили еще громче, стараясь показать, что они ничего не заметили.
— Ну чего ты ждешь? — прошипела она, густо покраснев. Слезы потекли у нее по щекам. — Ступай гоняйся за этой «трогательной» сучкой — личико сердечком. Изо всех сил старался меня подловить, занять его место, теперь валяй попробуй ее отбить.
— Может, он на ней хочет жениться, — тупо сказал Уолтер.
— Не беспокойся, тебе это не помешает. Даже если женится — он тут же ее бросит, заведет шашни еще с десятком других, новеньких. Вот для тебя отличная должность — утешитель бедных брошенных крошек — глаза как блюдце, личико сердечком.
— Не забудь про каштановые волосики.
Она круто повернулась и уставилась в ту сторону, где стоял Рафферти со своей девушкой. Целую минуту она сверлила девушку глазами, не переводя взгляда на Рафферти. В конце концов под этим настойчивым взглядом девушка подняла голову, встретилась глазами с Изобел и что-то сказала Рафферти. Он тут же повернул к ним голову — красивую крупную ирландскую голову, — что-то ответил девушке, и оба сразу отвернулись.
— Ну что, видел? — Изобел тоже круто повернулась. — Я таки заставила ее стать к нам спиной. Теперь тебе уже нельзя на нее глазеть. Испортила тебе вечер, да? Ах, как жаль!
— Перестань, забудь о них. И ничуть ты мне ничего не испортила. Кстати, вид с тылу ничуть не хуже фасада.
— Хочешь еще раз схлопотать по морде?
— Не возражаю, тем более что ты чуть ли не в первый раз проявила ко мне какое-то внимание.
Она еще вся была в напряжении, но постепенно стала успокаиваться, выражение лица смягчилось.
— Понимаю, — сказала она тихо, дотронувшись до его руки. — Прости меня, все это так глупо. — Она взглянула на него почти что с нежностью: — Но ты напрасно старался, Уолтер.
— Старался? Как?
— Старался заставить меня ревновать, сознавайся, ты для этого все и говорил?
— Не знаю, — сказал он, не глядя на нее. — Жуткая штука — ревность.
Она снисходительно улыбнулась:
— Глупо, что я сразу не поняла.
— Может быть, походим немного? — спросил он. — Не то скоро пора будет идти домой, а мы так ни с кем и не поговорили.
— Зато мы с тобой поговорили.
— Да, конечно, но все же есть какой-то долг вежливости.
Она пожала плечами, и они стали переходить с места на место. Уолтер налил вина Изобел и вернулся к столу — наполнить и свой стакан. В ту минуту, как она осталась одна, к ней подошла малознакомая девушка и втянула ее в разговор с группой людей, чьи имена, брошенные на ходу, Изобел и не старалась разобрать.
Уолтер с полным стаканом в руке не делал никакой попытки вернуться к Изобел. Он смотрел по сторонам, пока не увидел спутницу Рафферти.