Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

— Он поинтересовался нашей компанией в целом, в том числе упомянул и о тебе. Спросил, вижу ли я тебя. Я сказала ему, что мы переписываемся, и сообщила, что ты делаешь.

— И это все?

— Да. А чего ты еще ждала?

— Ничего.

— Рут… — помолчав немного, с легким упреком сказала Моника.

— Я знаю. — Рут налила себе еще чаю. — Его кондрашка хватит, когда он прочтет роман.

— Вот как? Значит, ты все там описала?

— Ну, я скорее отталкивалась от фактов, а не описывала их. Ведь именно так поступают писатели. Однако это достаточно близко к истине, так что он все узнает. Девушка в книге делает аборт.

— Ого! Не хочешь же ты сказать?.. Не могла же ты…

— Нет, конечно, иначе ты и еще кое-кто знали бы об этом. Нет, к тому времени он уже уехал. Просто я немножко все усугубила, довела до крайности. Видишь ли, я какое-то время в самом деле думала, что я беременна.

— И ни слова не сказала!

— Нет. Я это держала про себя. Почти три недели жила в таком ужасе, что и сказать не могу.

— А ведь я никогда не была до конца уверена, что ты с ним…

— Спала? В самом деле не была уверена? Это было потрясающе, Моника. Нечто совершенно необыкновенное и такое возвышенное. А потом осталась одна горечь.

— Я и не представляла себе, что он так скверно с тобой поступил… Значит, когда он прочтет роман, он может подумать, что ты…

— Наверное, и подумает.

— Так этой свинье и надо. Если, конечно, у него есть совесть. Видишь ли, честно говоря, мне лично он никогда не нравился…

Вечером они вместе отправились в театр. Пока Моника готовилась к выходу на сцену, Рут бродила по Шефтсберит-авеню, разглядывая витрины. Пьеса, как Моника и предсказывала, была весьма избитая и надуманная — по собственной инициативе Рут никогда бы на такую вещь, не пошла. Но Рут еще ни разу не видела своей подруги на сцене и рада была воспользоваться представившейся возможностью. По окончании спектакля они встретились с Моникой у артистического подъезда.

— Итак, куда бы ты хотела пойти?

— По-моему, я никогда не была в той пивной, про которую ты говорила. Ты, кажется, назвала ее «У Солсбери»?

— A-а, это такая забегаловка в переулке святого Мартина, где после спектакля иногда встречаются актеры, — Моника помедлила. — Видишь ли, Рут, он не принадлежит к числу ее завсегдатаев.

— Нет, конечно, — сказала Рут. Она чувствовала себя ужасно глупо, словно ее поймали с поличным. — Пошли куда-нибудь поесть, хорошо?

Пока она находилась в Лондоне, она могла в общем-то не думать о главном, но, очутившись в поезде, где с каждой милей крепла нить, привязывавшая ее к прошлому и привычному, она предалась мрачному самоанализу.

Как и накануне, она по-прежнему была убеждена в успехе романа и теперь попыталась представить себе свою будущую жизнь. Она видела, что перед ней открываются перспективы, о которых она и мечтать не могла, — видела это с пророческой ясностью, но трезво, ничего не преувеличивая. Она знала, что та скромная мера славы и благосостояния, которую принесет ей книга, должна быть подкреплена долгим и упорным трудом; понимала она и то, что дело, за которое берется, не оградит ее волшебным щитом от разочарований и огорчений, — скорее наоборот: если быть честной, надо воспринимать окружающее обнаженными нервами — словно ты без кожи, воспринимать все так, как она не умела до сих пор.

И до чего же здорово, что все это пришло к ней так рано, пока радость жизни еще бьет в ней ключом!

Значит, если она не хочет это потерять, надо прежде всего сделать из себя что-то стоящее — изыскать способ продержаться до тех пор, пока она не найдет если не счастье, то хотя бы силу духа, которая поможет ей выстоять в этой новой жизни с ее поисками, самоанализом и самокопанием; она должна пройти через все это и остаться верной своему таланту и памяти о том счастье, которое она познала, когда Морис любил ее.

Будь Рут верующей, она, наверное, обратилась бы с молитвой к богу. Но так как в бога она не верила, то просто закрыла глаза и дала себе клятву.

Некоторое время спустя официант в белой куртке открыл дверь купе и объявил, что первая смена может идти обедать. Рут еще не чувствовала голода, тем не менее она встала и, покачиваясь, чтобы удержать равновесие в быстро мчавшемся поезде, направилась в вагон-ресторан.

Отчаянные (Перевод Н. Куняевой)