Спасенье огненное (сборник)

И когда девушка русов пошла собирать ягоды в лес, стал танцевать ей про свои чувства. Он рассказывал, какой он храбрый, как он поразит всякого, кто посмеет на нее поглядеть. Какую замечательную добычу он принесет в их свадебное логово под корнями ели. Но большой рус длинным копьем проткнул парня. Горестно поникли руки танцующих. «Мы всегда танцевали русам интерес и симпатию, а сейчас будем танцевать злость и угрозу». Таков был вывод.

Русам-то, думал Эльдэнэ, все едино: что от них симпатия, что угроза. Девки и бабы, завидев, визжат и мчатся домой, мужик порезвее пришибет, хоть ты ему что танцуй. Не просите у русов девушку, им самим не хватает девушек, очень далеко стойбище русов. Примерно так изобразил Эльдэнэ свои мысли. И был понят, и даже с благодарностью. Да, у русов девушек мало. Действительно, стойбище их далеко, где девушек взять? Хорошо, мы и впредь будет танцевать русам интерес и симпатию, а танцевать угрозу не станем. Не сказал им Эльдэнэ, что для русов с высоты их умений и богатства все они – лесная нечисть, и только.

Пока за разговорами сидели, мужичок из рода танцующих самого невзрачного вида сходил на старицу, достал из воды плетеную ловушку и вместе с братом своим притащил куль пойманной рыбы. Для лесного человека это – ну, что для бабы деревенской в огород за морковкой сходить. Но! Воротясь с реки, лесной мужичок разворачивает перед собратьями рассказ о своем походе, полном опасностей, приключений и подвигов.

Как он собирался за рыбой, а духи предков его отговаривали: «Ой, не ходи, пропадешь!» А он им: «Нет, пойду я, все мои родственники кушать хотят свежей рыбы». И как он пришел на старицу, а девка водяная из реки его стала звать: «Пойдем ко мне, мужем моим станешь, много рыбы будет у тебя». И он совсем было согласился жениться на водяной девке, но дух предков высунулся из-за елки и сказал: «Ой, не ходи к водяной девке, она тебя утопит». Тогда он послушался и не пошел. Только морт (ловушку) достал, взял рыбу и пошел домой.

Тогда взялась соблазнять его лесная девка. То зазывно пройдется, как лосиха осенняя, то на мху валяется, будто медведица, ждущая медведя. И опять дрогнул было мужичок, хотел ее в жены взять. Но дух предков из-за елки сказал: «Ой, не ходи, там капкан в ей, в лесной девке. Возьмешь в жены, как только станешь ей мужем, тебя капкан ейный и словит!» Послушался мужичок и домой пришел.

Сидевшие вокруг костра переводили дыхание, качали головами в изумлении. Едва ли не больше всех удивлялся тот, кто помогал повествователю куль с рыбой тащить. Он даже пальцем показывал на те елки, из-за которых раздавался спасительный голос предка. Тот мужичок-рассказчик, кстати, хоть и не превосходил прочих ни ростом, ни уменьями, имел двух жен и почитался за выдающегося охотника и рыбака.

Эльдэнэ уже давно приметил: среди лесных людей безруких-то нет. Стрелять из лука белке в глаз умеет всякий чуть не с рождения. Рыбу тоже все до единого ловят мастерски. За богатыря, мастера и великого умельца почитают того, кто больше и убедительнее прочих умеет насочинять про свои подвиги. Поэтому всяческие россказни в словах, песнях и плясках лесные люди плетут по любому поводу, не сходя с места и каждый день не поодинова. Кто сам придумывает, кто-то учится только, пересказывая слышанное. Эльдэнэ и не предполагал, что ему вскоре придется искать зерно реальности в этих неописуемых грудах придумок и фантазий.

Кудым-ош

Одно лето был Эльдэнэ у пермяков. Это племя обитало по Каме-реке. Непохожее на других лесных людей племя. В избах живут, молятся Кудэ-водэжу. Кто такой? Расскажут охотно. Почитают, хоть и жил Кудэ-водэж много-много зим и лет тому назад. Ну, послушал Эльдэнэ про то, что Кудэ-водэж был, естественно, сыном медведя, ростом выше елки. Богатырским топором срубал самую толстую березу. Топору богатыря они молятся до сих пор. И что сама лесная девка ему в жены набивалась. И рогатая щука с ним беседы вела, потому был он самым мудрым. И еще много чего было рассказано с большим почтением. У Эльдэнэ, наловчившегося соотносить рассказы лесных людей с тем, что было, сложилась примерно такая история…

Он был сыном пермячки и новгородского торговца-ушкуйника. Он родился и жил в новгородском посаде, но всегда знал, что его путь – в далекие перемские леса, к лесным пермяцким людям. Мать песни пела, бормотала на пермяцком языке про то, как он вырастет – пойдет с лихими ребятами-ушкуйниками караваны лиственницы по Колве и Каме спускать. Отец не баловал, школил жестко, как выжить в безмолвной парме, как развести костер, найти еду, уклониться от стрел и секир.

На Пермь шли плотами, речной дорогой. С собой тащили зерно, орудия крестьянские, чтобы обжить небольшое место. Отец продал лавку в Новгороде, истратил все свои сбережения, замыслив поставить факторию в Перми. Вооружить и сделать сильным одно племя – пусть оно захватит места и дает хорошую дань пушниной. Чем плохо? А сын сядет князем. Язык знает. Захватим соляные источники. Зачем тащить издалека войско для охраны, пусть воюют местные.