Спасенье огненное (сборник)

«Здравствуй, Ваня. Тебе с горячим приветом сестра твоя Маня Катаева. У нас в деревне нового ничё. Только забрали на войну нашего Николу. Мы с им ради этого помирилися, благословили, поревели и распрощалися. Увидимся ли нет, Бог знат. Тятя плохой, лежит в лежку уже неделю. Неужто я вовсе одна остаюся? Анна своим домом живет. У ей мужик-от то ли дурачок, то ли придурочёк, но на войну не берут. Она ишо одного родила, тоже парень. Пишет ли нет тебе Елена? А если пишет, то ты ей, Ваня, не верь. Тутока приходила ко мне Ефимья Коньшина, изба-то у ей под низом возле лога стоит. У ей сватья – поселковская. Сказывала, что Елена робит в школе и живет с одним вакуированным. Он тоже учитель. А Марие сказывали, что он в милиции. Люди врать не будут. Пришла похоронка на Турова Дениса Григорьевича. Умер от ран 22 сентября 1943 года. Похоронен в деревне Бедрино Калининской области. Сина ревела шибко. И то жалко, хоть он нам не родня. Тятю мир с Туровыми не брал. Чё-то все ругалися. А Денис был мужик хороший. Ты, нать-то, помнишь. На этом писать кончаю. Сестра твоя Маня. 8 января 1944 года». «Здравствуй, Елена. Пишет тебе с фронта Иван Катаев. Помнишь ли ты меня? Я дак не забыл. Мне про тебя сказывала сестра Маня в письмах, что ты живешь в железнодорожном поселке и в школе учительница. Не довелось свидеться из-за войны проклятой. Маня сказывала, что ты от Бреста ехала железной дорогой на платформе до Сталинграда и потом по реке до Молотова. И все голодом. Конечно, хотя я и не виноватый, а все же это из-за меня. Я шибко винюся. И что ты переживашь по своей дочере, дак я тоже жалею. Елена, уже начал виднеться войне конец. Все же мы их пересиливам. Елена, помнишь, как мы в 1937 годе с вечёрки шли и под липой возле пруда друг другу обещалися. Я свои слова не забыл, а ты забыла. Конечно, раз я на войне, дак седня живой, а завтра нет. Но я остануся живой, Елена, приеду и лягу с тобой в койку. Я своим словам не изменщик. Не живи без меня ни с кем. Аттестат я тебе снова перевел. Всегда твой Иван. 24 февраля 1944 года».

На Муромской дороге
Стояли три сосны.
Мой миленький прощался
До будущей весны.

Прощался, обещался

Одну меня любить,
На дальной на сторонке
Меня не позабыть.

«Здравствуй, Иван. Пишет тебе Туров Григорий Филиппович. У нас в деревне все по-старому. Николай у Сины живой тоже, пишет ей. Кормимся от двора своего да от пчел. Я пасеку перевез в Маремьянин починок, чтобы поближе. Все лето тамока живу, а под зиму перевожу ульи в омшаник домой, и сам – на печь. Мед продаю да меняю. Так и живем. Сине даю тоже, как она одна осталася. Не на кого мне в старости опереться. Ездил в поселок железнодорожный, мед отвозил. Был у Елены тоже. Она живет хорошо. Корову держит. У их квартирка в доме, где сельсовет, только с другой стороны. И огород есть, и сарайки. Дрова бесплатно дают, от колхоза. Так жить можно. У ей муж есть, скоро распишутся. Он в милиции робит, одной ноги до колена нету. Ты уж, Ваня, ей боле не пиши. Видно, и Богу не угодно, раз не дал вам свидеться. Туров Григорий. 15 ноября 1944 года».

«Здравствуй, Елена. Пишет тебе Иван Катаев из Германии. Вот и закончили мы войну проклятую. Я обещался тебе, что жив останусь. В войну примета была такая промеж солдат: как кто начнет рассказывать, как он после войны жить хорошо будет, так завтра и убьют. Я ни про чё не загадывал. Но я остался живой, я приеду и лягу с тобой в койку, Елена. До свидания скорого. Иван. Кенигсберг. 20 мая 1945 года».

Каким ты был, таким ты и остался,
Орел степной, казак лихой!
Зачем, зачем ты снова повстречался,
Зачем нарушил мой покой?

Свою судьбу с твоей судьбою

Пускай связать я не могла,
Но я жила, жила одним тобою,
Я всю войну тебя ждала!