Спасение души

Затем, однажды, она выбежала с полными решимости кулаками и потребовала, чтобы ее научили драться. Чтобы помочь вернуть Эмму домой.

Главная цель.

Забавно, что теперь это дом для многих из нас. Не мой двор как таковой, а мы все вместе. Тем не менее, мы все знали, почему все чувствовали себя сломленными. Ничто не будет казаться завершенным, пока ее серебристые глаза не заглянут мне в душу, пока она не произнесет слова, которые пронзали меня ее острым язычком.

Я посмотрел, как Кора крутилась, затем нырнула под меч Кая, взмахивающий над ее головой, прежде чем она пнула носком ботинка. Удар пришелся ему в грудь и отбросил его на пару шагов назад. Рядом со мной издал удивленное фырканье Финн.

— Прирожденная.

Я бросил на него взгляд и увидел, как его глаза отслеживали каждое точное движение, которое она делала. Легкий изгиб его губ и выражение, мерцающее в его взгляде, которое я видел раньше только один раз.

— Она отказывается пропускать тренировку. Она усердно работала, и Эмма будет гордиться этим.

— Вы это видели?! — голос Коры разнесся над лесом. — Я приставила клинок к его груди, прежде чем этот зверь успел отреагировать!

Она визжала и подпрыгивала вверх-вниз.

— Я подумал сделать небольшую паузу, чтобы посмотреть, заметишь ли ты и нанесешь ли удар, — пробормотал Кай в свою защиту. — И ты это сделала.

Кора закатила глаза и хихикнула.

— Ага. Как скажешь, здоровяк. Не знала, что ты такой обидчивый неудачник.

Она похлопала его по плечу с хихиканьем, в то время как Кай прошептал что-то себе под нос о том, что он не обидчевый неудачник.

Она неторопливо направилась к нам. Финн хлопнул в ладоши рядом со мной и заключил ее в крепкие объятия, которые оторвали ее ноги от земли.

— Это было чертовски здорово, любимая.

Он опустил ее на землю и подмигнул, прежде чем обнять за плечи.

Ее щеки приобрели легкий оттенок розового, когда она перевела на меня свои голубые глаза, игривость сошла с ее губ.

— Что-нибудь есть?

Я покачал головой, отводя глаза, как трус, потому что не уверен, что смогу выдержать взгляд, который, я знал, появится на ее лице. Взгляд, в котором была тоска по ее лучшей подруге, поскольку я по-прежнему не мог достучаться до нее.

— Ему нужно отдохнуть, — вмешался Финн. — Нам всем нужно, и мы можем попробовать снова завтра.

Внезапно Финн оказался в футе передо мной и обхватил мои плечи обеими руками.

— Отдохни, — в его голосе слышны нотки беспокойства, а его карие глаза метались между моими.

Короткий кивок — это все, что я мог предложить, потому что единственное, что сорвется с моих губ, так это то, что отдыхать — это последнее, чем я, черт возьми, хотел заниматься. Поэтому я промолчал.

Позже той ночью я попытался сделать то, о чем меня просил Финн. Я лег на кровать полностью одетый, зная, что сон опять ускользнет от меня. И я был прав, потому что только видение обнаженного тела Эммы захватывало меня. Ее соблазнительная кожа выставленная напоказ и раскинутая на этом самом матрасе, ожидая, когда я погружусь в нее. Все, что осталось от той единственной ночи, которую мы провели вместе, продолжало мелькать у меня перед глазами.

Только теперь я не ощущал ее аромат на своей подушке вместе с воспоминаниями. Однажды там еще сохранялось подобие розы и меда, а на следующую ночь оно исчезло. Без какого-либо предупреждения. Аромат просто перестал существовать.

На одном дыхании я сел прямо, взял стакан со столика рядом с кроватью и одним глотком допил остатки золотистой жидкости. Напиток подался плавно, и, прежде чем я успел опомниться, я уже вскочил на ноги, налил еще один бокал бурбона до краев и залпом осушил его.

Я положил руку на грудь, провел кончиками пальцев по рельефной коже, отметине на моем сердце. Постоянное признание для Эммы высеченное моим клинком виверны, чтобы показать, что она проложила себе путь в мое сердце, и как я никогда не хотел, чтобы она, черт возьми, уходила. Ежедневное напоминание о том, что все, что я чувствовал, все, что произошло между нами, реально. Потому что я чувствовал себя так, словно находился в своем собственном гребаном кошмаре, от которого не мог убежать.

Каждым проходящим днем казалось, что мой шрам жестоко вспарывали, заставляли мою багровую боль течь бесконечно, пока от нее ничего не оставалось. Может, она и прикована к моему сердцу, но я почувствовал себя словно в ловушке под водой и не мог выбраться на поверхность. Как бы я ни старался плыть, я продолжал погружаться все глубже. Цепочка продолжала распутываться, и я потерял контроль над своим чертовым здравомыслием.

Я налил себе еще бурбона, чтобы заглушить волны агонии, которые продолжали накатывать на меня. Большим глотком я осушил содержимое своего стакана, сжимая его так крепко, что побелели костяшки пальцев. Мое отчаяние найти ее поглощало меня, оставляя чувство бессилия. Беспомощности. Я чувствовал себя так только однажды, и это было, когда умер мой отец. Я ничего не мог сделать, чтобы вернуть его или найти способ залечить разбитое сердце моей матери.