Спасение на воде

Но вот понемногу прояснилось, и мы увидели такую картину: на огромном, широком пространстве там и тут сверкали мокрые камни, и всюду, под разными углами, стояли баржи, теплоходы, буксиры.

Туман разошелся окончательно, и мы вдруг увидели впереди, за кораблями, высокую, как замок, плотину.

— Шлюз! — закричал Никита. — Новое дело!.. Сейчас запустят!

Мы стали лихорадочно трепать учебник, разыскивая правила шлюзования.

И вдруг увидели, что теплоход, стоящий первым, двинулся и медленно идет к шлюзу, и высокие ворота перед ним раскрываются.

— Врубай! — топорща усы, закричал Никита.

— Куда? Мы же ничего не знаем!

— Врубай!

Мы помчались к шлюзу, чиркая железной обшивкой о бетон, вошли в сужение.

Задрав голову, мы еле видели верхушку ворот.

Вслед за самоходкой мы вошли в шлюз, продолжая листать учебник.

— Так, — сказал Никита. — Все ясно. Надо привязаться за рыгель. Кто тут рыгель?.. Никто не признается!

Нас охватил безумный хохот, и тут мы заметили, что вода поднимается и вместе с ней идут толчками вверх крюки в пазах по стенам.

— Рыгель? Держи его, — закричал Никита.

— Перебирая ладонями по шершавой стене, мы добрались до рыгеля и сумели надеть на рыгель петлю.

— Читаю дальше, — сказал Никита. — Иногда рыгель в пазу заедает, и тогда судно переворачивается… Отцепляй! — закричал Никита.

Перегнувшись, я отцепил петлю. В шлюзе ходили водовороты, нас сразу понесло боком, закрутило. Вокруг была одна только бездушная техника, и лишь на самом верху высоких ворот металась старушка в платочке, жалобно причитая.

Потом мы увидели, что, облокотись на железный борт буксира, за нами с интересом наблюдает человек в замасленной ковбойке, берете и с золотым зубом.

— Правильно, ребята! — вдруг одобрительно сказал он. — Кто не рискует, тот остается… вне шлюза!

Никита спросил его: что уж такого особенного мы сделали?

— В туман… Лутонинскую луду пройти… не скажи!

— Какую луду?

— Ну — пороги… луда, по-речному.

— Да?! — удивились мы.

— Давай, — кивнул он, — за нашу баржу цепляйся! За перо руля!

Перебирая ладонями по нависающему боку баржи, мы медленно подтягивали катер к корме.

— Давай, ребята!.. — Он подмигнул и сипло захохотал.

Несколько смущенные таким успехом, мы поспешили скрыться за кормой баржи и пропустили носовой наш канат в кольцо на пере руля — огромном листе железа, на три метра выступающем над водой. И как раз вовремя: открыли выходные ворота шлюза, все суда стало разворачивать, мотать, и нас вполне бы могло расплющить.

— А как вообще цепляться за руль? Ничего? — спросил я.

— Так на руле специальный дизель стоит. Не рукой же… Думаю, нас и не почувствует.

Канат, провисший до воды, стал подниматься, потом нас дернуло, баржа двинулась! Продетый в баржу канат мы держали за два конца, и удерживать его становилось все тяжелее.

— Постой, — вдруг сказал Никита, — а может, мы боремся друг с другом? Ну-ка, ослабь!

Я приспустил свой конец, Никита — тоже, и все равно мы шли с той же скоростью!

— Старинная морская игра — перетягивание каната! — усмехнувшись, сказал Никита.

Мы затянули петлю и оставили канат. Мы плавно шли вслед за баржей. Мы выходили в широкое Нижне-Свирское водохранилище.

— Все! Глубокий сон! — сказал Никита.

Мы спустились в нагретую каюту, освещенную ярким оранжевым светом от занавесок. Согнувшись, я подошел к плите, зажег газ, стал готовить яичницу. Два яйца, шипя, растеклись по сковородке, третью скорлупу щелкнул я осторожно, и тут же выскользнул желток — кругленький, красноватый. Никита включил магнитофон, откинулся на левый боковой диванчик, довольно блестя глазами, разглядывая весь этот уют, который он создал. Потом он сделал четыре бутерброда с беконом, быстро съел свои два и со вздохом стал поправлять бекон на моем бутерброде.

— Бери уж! — сказал я, ставя яичницу…

…Проснулись мы, когда прошли уже второй, Верхнесвирский шлюз и выходили в Подпорожское водохранилище — широкий разлив, освещенный низким уже солнцем. Развязав наш замечательный узел, мы вытолкнулись из-под чугунного зада баржи и по широкой дуге помчались к водохранилищу, помахав рукой нашему другу в берете, который все так же стоял, облокотившись на борт буксира.

— Все! Ловим рыбу! — сказал Никита.

Став у красного бакена, мы вынесли на корму столик и сели ужинать, закинув перед этим в воду донки.

— Внизу донка, — сказал Никита. — Вверху — перистые облака, тема моей диссертации. Чудесно!

Я пил чай, иногда слегка подергивая грузило в глубине, и вдруг почувствовал, как леска сильно дернулась. Я стал быстро вытаскивать, радостно затаившись, не говоря Никите, но чувствуя: е-есть!..

— Подсачничек! — ликующе закричал я, увидев близко от поверхности огромный золотой бок леща.

Никита бросил свою донку, запутался в леске, схватил с крыши рубки подсачничек и, расправив его по течению, подвел и вытащил леща, такого огромного, что ручка подсачничка согнулась. И началось!

Сосредоточенное молчанье, сопение, потом вдруг ликующий крик:

— Подсачничек!..

То был один из счастливейших вечеров в моей жизни.