Я не разжимал губ, когда открыл холодильник и положил туда мясной рулет в фольге. Мама, скорее всего, съест его позже, но это было нормально. Она нуждалась в нем больше, чем я.
— Извини, — резко встала с дивана мама и протопала на кухню, слегка покачиваясь на ходу. — Я спросила тебя, где ты был, черт возьми. И не смей говорить «в школе», потому что знаешь, с кем я сегодня столкнулась?
Я проворчал что-то в ответ, доставая молоко, а затем схватил с сушилки стакан — тот самый, который я мыл тем утром; моя мать не потрудилась вымыть посуду или убрать ее на место.
— Миссис Хендерсон. Помнишь ее? Она сказала мне, что слышала разговор твоих учителей в учительской. Они сказали, что не видели тебя в школе уже несколько недель. Так что говори, где ты был, или…
Я грохнул стаканом о стойку достаточно сильно, чтобы раздался слышимый звук, но не настолько, чтобы разбить его.
— Или что, мам? Что, черт возьми, ты собираешься со мной сделать?
— Или ты окажешься в глубоком дерьме — вот что.
О Боже, я хотел ей верить. Мне хотелось верить, что ей не наплевать на меня и она действительно сделает что-то по-матерински. Посадит меня под домашний арест. Нагрузит меня работой по дому, с которой я не смогу справиться в течение следующей недели.
— Я работал в продуктовом магазине, — сказал я ей, наливая молоко.
—
Я поднял взгляд от стакана, чтобы встретить ее обвиняющий взгляд, и прищурил глаза от раздражения.
— Что и?
— Чем, черт возьми, ты еще занимался? Потому что я прекрасно знаю, что ты не проводишь все свое время в этом чертовом продуктовом магазине, и если ты не в школе, то наверняка занимаешься чем-то другим.
В этом мама была права. Но я не стал говорить ей, чем именно занимался. Ее гнев того не стоил, а мне нужны были деньги.
— Я просто тусуюсь с парнями.
— Пиздеж, — прошипела мама, выхватывая у меня из рук пакет молока и засовывая его обратно в холодильник. — Готова поспорить, что ты там, на улице, обхаживал какую-нибудь из этих шлюшек. Не так ли?
— Да, мам, именно этим я и занимаюсь, — пробормотал я, качая головой.
Она не знала, что я все еще девственник. Когда, черт возьми, мне было найти время для секса, если был слишком занят, зарабатывая достаточно денег, чтобы быть уверенным, что смогу поддерживать свет между тысячами ее потерянных и найденных работ?
— Ну, я точно знаю, что ты принимаешь таблетки.
Вот
— Что? — огрызнулся я, не обращая внимания на стакан молока на стойке. — О чем ты говоришь?
Мама поспешила к своей сумочке, спрятанной среди кучи писем и всяких безделушек на столе. Достала оранжевую бутылочку, которая была мне слишком хорошо знакома, и тряхнула ее содержимым перед моим лицом.
— Знакомо? — ехидно спросила мама, и, конечно же, так оно и было.
Я наблюдал за тем, как она трясет этой штукой, с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы самостоятельно ходить на горшок.
— Ты ведь брал их, не так ли? Не думай, что я не замечаю их пропажи, Солджер. Я облажалась — я это знаю и
Я медленно покачал головой.
— Ты совершенно не понимаешь, о чем говоришь.
— О, — хмыкнула мама, бросая пузырек обратно в сумку, — я точно знаю, о чем говорю. Ты чертов наркоман, как и твоя старая мама.
— Я совсем не такой, как ты, мама.
У меня мурашки побежали по коже от одной только мысли, что она может обвинить меня в том, что я хоть в чем-то похож на нее.
— И знаешь, почему?
Мама расправила плечи и посмотрела на меня снизу вверх, как будто ее худощавое, птичье телосложение ростом в метр шестьдесят сантиметров имело хоть какой-то шанс запугать меня при моем росте почти в два метра.
— Почему?
— Потому что
Я не дал ей возможности ответить. Схватил с прилавка свой стакан молока и устремился в свою комнату, где захлопнул за собой дверь и плюхнулся на неубранную кровать. Затем прочитал одну главу из книги, которую читал, послушал, как мама что-то разогревает в микроволновке — вероятно, мясной рулет, который приготовила мама Билли, — и пошла в свою комнату. Я подождал пятнадцать минут, убедившись, что она не выйдет в ближайшее время, а затем на цыпочках прокрался на кухню, залез в ее сумку и пополнил свои запасы.
Приближались выходные, и нам нужны были деньги.
Восемнадцать лет
— Эй, Солджер, у тебя есть что-нибудь для меня?
— Может быть. — Я убрал руку с плеч Тэмми, девушки, которую уже начал привыкать называть своей. По крайней мере, на данный момент. — У