Спасенная любовью

В главном зале Скаргласа, где только что было шумно, внезапно повисла тишина. Заметив это, Брайан огляделся. В зале собрались и Макфингэлы, и Камероны, и Марри. Все смотрели на него с таким выражением, словно опасались, что его придется связать. И Брайан опасался, что скоро это действительно может понадобиться, потому что ожидание сводило его с ума.

Первым тишину нарушил Сигимор. Он захохотал, да так сильно, что чуть не упал со стула. Через несколько мгновений, в тот самый миг, когда Брайан решил подойти к кузену и дать ему пинка, все остальные тоже засмеялись.

– Ладно, я очень рад, что сумел вас так развеселить, – пробурчал он и плюхнулся на диван рядом с Харкортом. – Сомневаюсь, что кто-нибудь из вас, кто был в таком положении, оставался очень спокойным и рассудительным.

Харкорт усмехнулся.

– В моем клане – никто.

– Сигимор тоже спокойствием не отличался, – заметил Фергюс, за что получил от своего лэрда и брата шлепок по спине.

– Ты проходил через это довольно часто, – сказал отец Брайана. – Не знаю, из-за чего ты так трепыхаешься.

– Раньше это была не моя жена и не мой ребенок! – огрызнулся Брайан и тут же налил себе большую кружку эля. Он надеялся, что спиртное немного растопит ледяной страх, поселившийся в его груди.

– Знаешь, если бы ты сразу мне сказал, что этот олух, за которым она была замужем, считал ее бесплодной, я бы мог развеять ее страхи.

– Что ты имеешь в виду?

– Сказал бы ей, что это не так.

– Интересно, откуда ты мог знать, бесплодна она или нет?

– Не знаю откуда, я просто это чувствую. И всегда чувствовал. Я знаю, когда женщина плодовитая, а когда – нет. А моя Мэб может сказать, когда женщина понесла. Мы с ней два сапога пара.

– Если ты можешь сказать, плодовита женщина или нет, тогда почему ты все плодил и плодил детей?

– Ну, когда огонь горел, меня это вроде как не особо волновало.

Брайан не удивился, что Сигимор снова захохотал. Его раздирали противоречивые чувства: хотелось и засмеяться вместе с кузеном, и подойти к отцу и сбить его со стула. Его не столько поразил тот факт, что отец мог определить, плодовита женщина или нет, сколько то обстоятельство, что это не мешало ему радостно уложить очередную красотку в постель. Казалось бы, можно было ожидать, что после первой полудюжины внебрачных детей мужчина станет более осторожным. Но высказать свое мнение об этой глупости он не успел: воздух прорезал громкий вопль, донесшийся с верхнего этажа. Брайан вскочил на ноги, но его отец и Харкорт тут же схватили его и усадили обратно. Несмотря на все его усилия и несколько минут борьбы, встать ему не удалось: они крепко держали его на месте. Брайан понимал, что ему не освободиться, если только он не хочет затеять ссору. Он мрачно посмотрел на отца и брата. Он понимал, что свалить их обоих будет нелегко, но был настроен попытаться, особенно когда раздался второй вопль.

– Мне нужно подняться наверх! – резко сказал он. – Арианна кричала. Два раза. Она кричала два раза.

– Подозреваю, что ты бы тоже закричал, если бы тебе пришлось выталкивать из своего тела младенца, – заметил Оудо и набил рот овсяной лепешкой.

Все воззрились на него, но он только пожал плечами.

Эван прокашлялся.

– Это верно, но, молодой человек, такие вещи не говорят вслух. Во всяком случае, не убедившись сперва, что поблизости нет дам и детей. – Эван кивнул на Мишеля и Аделара. Мальчики, встревожено нахмурившись, смотрели широко распахнутыми глазами на Оудо.

Аделар посмотрел на Брайана:

– С Анной ведь все будет хорошо?

– Да, конечно.

Брайан ссутулился на стуле и стал пить свой эль, думая, что хорошо бы он сам был в этом так же уверен, как говорил. Остальные принялись ободрять Аделара и Мишеля, а Брайан снова уставился в потолок. Последние несколько месяцев, когда зимние холода ослабели настолько, что можно было путешествовать, он занимался тем, что подготавливал дом, где они с Арианной собирались поселиться, к житью, а землю, которую Клод оставил сыновьям, – к посадкам. Тем же самым он занимался и на земле, которую Арианна получила в приданое. А еще все это время он расхаживал с таким важным видом, как будто он совершил нечто редкостное и чудесное, сделав своей жене ребенка. Чем больше становился живот Арианны, тем больше он за ней ухаживал и тем больше важничал. Но сейчас он вовсе не чувствовал себя важным. Он каким-то образом забыл о боли и опасности, с которыми сопряжено рождение ребенка, до той самой поры, когда Арианне пришло время рожать.