Читаем Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание полностью

С 1937 года ситуация изменилась. Вначале раскрытие заговора Тухачевского показало, что реальная опасность для страны была большой и остаётся большой. Затем, в ходе следствия, всё более выявлялась картина заговорщицкой деятельности в общегосударственном масштабе. К середине лета 1937 года Сталину стало ясно, что в партийно-государственном руководстве в центре и на местах сформировался мощный слой перерожденцев, который оказался переплетён связями и настроениями с затаившимися троцкистами, правыми и прямыми внутренними и внешними врагами социализма. Причём практических действий ещё предпринято не было, пока всё оставалось на уровне разговоров. Но, как известно, «в начале было Слово». А за словом могли последовать и дела.

Однако слово, хотя и может стать материальной силой, само по себе нематериально, и его к протоколу не пришьёшь. А скрытая магнитофонная запись тогда существовала в зачаточном состоянии даже на Западе. Поэтому даже долгое следствие с использованием лишь логических методов было малоэффективно или неэффективно и вело к неприемлемой – по ситуации – затяжке сроков.

К тому же следователям противостояли не дети и не полудефективные уголовники, а люди развитые, привыкшие к дискуссиям, дипломатии, лавированию и т. п. Вот почему с 1937 года пришлось вынужденно санкционировать для НКВД меры физического воздействия.

Однако в шифровке от 10 января 1939 года Сталин напоминал: «При этом было указано, что физическое воздействие допускается как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, – следовательно, продолжают борьбу с Советской властью даже в тюрьме…»

В той же шифровке Сталин отмечал, что этот метод намного ускорил дело разоблачения врагов народа, но при этом признавал, что «впоследствии, на практике, метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару…»

Впрочем, Сталин тут же предупреждал адресатов, что этим нисколько не опорочивается сам метод, если он правильно применяется на практике, и пояснял:

«Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата… Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников».

В заключение Сталин вновь подчёркивал, что данный метод должен применяться в виде исключения, в отношении явных и не разоружающихся врагов.

Нельзя забывать, что Берия обратился к Сталину с просьбой о санкционировании методов физического воздействия и впредь в тот момент, когда НКВД Берии ещё лишь предстояло вскрытие многих сторон вполне реальной антигосударственной деятельности тех же Ежова, Фриновского, многих других троцкистов и правых и т. д.

И в записи в дневнике от 3 января 1939 года Берия обрисовал ситуацию вполне внятно. В следствии по заговорам важнейшими являются чистосердечные показания подозреваемых или обвиняемых, а добиться их одной логикой порой просто невозможно. К тому же – в краткие сроки. А ликвидировать потенциальную «пятую колонну» в верхних эшелонах руководства страной надо было очень срочно. Ведь уже в 1939 году СССР стоял перед реальной угрозой вовлечения в войну с тем или иным противником.

11/I-39

Никак не разделаемся с передачей дел. У Николая[75] вид то злой, то бледный, а чаще вообще не появляется, а надо. Приходится появляться, не всегда трезвый, а бывает и хуже. Манкирует все больше.

Надо все проверить до точки, потому что сейчас вычищу, потом можно будет спокойно работать. Георгий и Андреев ругаются, Николай сразу стихает. Тут уже не скажешь, что Берия придирается. Но чем больше разбираемся, тем он тише.

А что он скажет. Довел до бардака, ничего не скажешь. Почти по любой линии приходится выправлять. Сейчас вижу что хороших задумок у Николая было много, что-то мы обязательно используем. Ну и что? Дурак, начал за здравие, а кончил за упокой.

Одно спасибо, Николай хорошо почистил Аппарат от людей Ягоды. Но это он для своих расчищал, а теперь надо их чистить. Вот кончим с проверкой, Акт Кобе направим, а там возьмусь уже крепко. Надо взяться за погранохрану. Пограничник должен быть на границе не сторожем, а хозяином и часовым передовой линии. Это большое дело и оно сейчас очень плохо поставлено. Во Внутренних Войсках тоже бардак, но у них своя специфика. Они как раз должны быть сторожа, а какие они к такой-то матери сторожа если за один год сбежало 30 000 человек[76].

21/I-39

Перейти на страницу:

Все книги серии Сокровенные мемуары

Петр Лещенко. Исповедь от первого лица
Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Многие годы имя певца, любимого несколькими поколениями советских (и не только советских) людей, подвергалось очернению, за долгие десятилетия его биография обросла самыми невероятными легендами, слухами и домыслами.Наконец-то время восстановить справедливость пришло!Время из первых уст услышать правдивую историю жизни одного из самых известных русских певцов первой половины ХХ века, патефонной славе которого завидовал сам Шаляпин. Перед нами как наяву предстает неординарный человек с трагической судьбой. Его главной мечте — возвращению на родину — не суждено было сбыться. Но сбылась заветная мечта тысяч поклонников его творчества: накануне 120-летия со дня рождения Петра Лещенко они смогли получить бесценный подарок — правдивую исповедь от первого лица.

Петр Константинович Лещенко

Биографии и Мемуары / Документальное
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Эта книга полна неизвестных афоризмов, едких острот и горьких шуток великой актрисы, но кроме того вы увидите здесь совсем другую, непривычную Фаину Раневскую – без вечной «клоунской» маски, без ретуши, без грима. Такой ее знал лишь один человек в мире – ее родная сестра.Разлученные еще в юности (после революции Фаина осталась в России, а Белла с родителями уехала за границу), сестры встретились лишь через 40 лет, когда одинокая овдовевшая Изабелла Фельдман решила вернуться на Родину. И Раневской пришлось задействовать все свои немалые связи (вплоть до всесильной Фурцевой), чтобы сестре-«белоэмигрантке» позволили остаться в СССР. Фаина Георгиевна не только прописала Беллу в своей двухкомнатной квартире, но и преданно заботилась о ней до самой смерти.Не сказать, чтобы сестры жили «душа в душу», слишком уж они были разными, к тому же «парижанка» Белла, абсолютно несовместимая с советской реальностью, порой дико бесила Раневскую, – но сестра была для Фаины Георгиевны единственным по-настоящему близким, родным человеком. Только с Беллой она могла сбросить привычную маску и быть самой собой…

Изабелла Аллен-Фельдман

Биографии и Мемуары
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя

«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище. Вероятно, таким образом эти сенсационные мемуары и оказались в Пекине, где были изданы уже после гибели Василия Сталина.Теперь эта книга наконец возвращается к отечественному читателю.Это – личные дневники «сталинского сокола», принявшего неравный бой за свои идеалы. Это – последняя исповедь любимого сына Вождя, который оказался достоин своего великого отца.

Василий Иосифович Сталин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии