Спасенный Богом: Воспоминания, письма

За эти недели мне пришлось столкнуться с перебежчиком из Красной армии. Он был начальник штаба 41-ой советской дивизии, а в прошлом полковник царской армии.

Его держали под арестом при офицерской роте вплоть до расследования его дела. Подозревали, что он только потому и бежал от красных, что его дивизия потерпела поражение и ему грозил расстрел. Меня вызвал ротный командир и приказал вместе с другим добровольцем конвоировать перебежчика. Полковник был страшно удручен своим арестом, беспокоился за будущее. Он был малоразговорчив, но мне все же удалось разговориться с ним и в результате нашей беседы у меня создалось впечатление, что он искренне перешел к белым. Для него это было не простое решение, он колебался и, конечно понимал, что его прошлое будет вызывать подозрение у белых. Но тогда, может по неопытности, мне было грустно и досадно, что у нас так плохо принимают переходящих к нам ответственных чинов Красной армии.

Другая неожиданная встреча произошла у меня на стоянке в одной из деревень. Ко мне подбежал офицер в черном, улыбается, протягивает мне руку, радостно здоровается: "Вы не узнаете меня? Как Вы сюда попали?" Оказывается, это тот красный офицер, с которым я вместе сидел в Военно-контрольном пункте и который так ловко изображал красного и умело подлаживался к красноармейцам. "Как, Вы здесь оказались? Вас освободил Военный трибунал?" Он засмеялся и сказал: "Нет, меня трибуналу не успели отдать. Повезли обратно для расследования, а я по дороге от них сбежал". Насколько у меня была почти уверенность с перебежавшим полковником, что он был искренен в своих чувствах, так с этим человеком у меня закрались подозрения. Я вспоминал его и был поражен, насколько ловко тогда он изображал красного! А может быть он действительно большевик и хороший актер, и потому сумел всех обмануть. Нет, этого не может быть, он не подбежал бы тогда так радостно ко мне, да и за что его арестовали красные. Скажу, что в те странные недели, наступления и отката войск, на моих глазах происходили самые невероятные истории перехода военных как на сторону красных, так и на сторону белых. Трудно было понять настоящие мотивы, а порой и убеждения этих людей.

Несколькими днями позже мы пришли на станцию Комачи. Наш взвод действовал пока отдельно от остальной офицерской роты. Именно здесь я впервые за время пребывания в Добровольческой армии встретил "пропагандный" пункт Белой армии. У станции стоит вагон с газетами, воззваниями, плакатами и прочим. Бросаюсь на "белогвардейские" газеты. Вижу впервые "Великую Россию". Грустно, что в газете всего один листок и что напечатана она на коричневой бумаге. В "Правде" и "Известиях" по четыре страницы, и печатаются они на белой бумаге[52]. Статьи в нашем листке написаны неплохо, но все сводится к описанию отдельных героических подвигов добровольцев, что не дает никакой общей картины положения на сибирском и других фронтах. Невольно сравниваю с советскими сводками. Они правда, написаны "условно-деревянным" языком и понять его может не всякий человек. Выражение как "развиваются бои" нужно понимать как "белые наступают" и многое в таком духе. Но кто этот язык научился понимать, может составить себе довольно ясное и точное представление о линии фронта и о военных действиях, и притом на всех театрах войны[53].

Беру в руки коричневую листовку нашего "Обращения к братьям крестьянам". После слащавого введения говорится, что вся земля, захваченная во время революции, должна быть возвращена ее законным владельцам, но так как ее уже вспахали и засеяли, то из урожая одна треть должна быть дана государству, вторая законным владельцам, а третья останется у крестьян за их труд. Я не верю своим глазам: мы еще не взяли Москвы, нам нужна помощь крестьян, а мы провозглашаем, что землю нужно вернуть помещикам, и в виде подачки, предлагаем крестьянам треть урожая, да и то лишь на первый год. Какая глупость! Кто же составляет и рассылает такие "Обращения"?

Ко мне подходит поручик Роденко: "Охота Вам читать эту гадость, говорит он. — эти листки следует сжечь, чтобы их никто не видел. Вы не можете себе представить, сколько зла они нам причиняют. Во многих местах крестьяне встречают нас по-братски, с полным сочувствием, а прочитав эти листки, стали относиться к нам враждебно"[54].