Спасенный Богом: Воспоминания, письма

Отец строго запретил мне выходить из дому. Но через некоторое время я снова захотел выйти, но моя тетушка это заметила и сказала отцу. Ослушаться отца нам никому не приходило в голову, я просидел дома два дня, не выходя на улицу, а потому дальнейшего хода революции непосредственно не видел. Я мог бы, поэтому прекратить здесь мой рассказ; добавлю, однако, еще немного, чему я все же был свидетель.

За окнами нашей квартиры, выходившими на Сергиевскую, послышался гул многочисленных голосов. Мы стали смотреть в окна, хотя прислуга, пожилая горничная, меня оттаскивала, говорила: "Не надо! Увидят в окне, выстрелят, убьют! От них всего теперь можно ожидать. Бунтовщики, потеряли человеческий вид!" И действительно, по улице по направлению к Литейному двигалась беспорядочная группа солдат, человек сто пятьдесят-двести. Очевидно, это был взбунтовавшийся Волынский полк или, по крайней мере, часть его. С ружьями за плечами, не держа строя, без офицеров, они шли толпою посреди улицы, громко разговаривая между собою и то, и дело останавливаясь. Наконец, кто-то крикнул "Вперед!", и все двинулись по Сергиевской. Но через минуту крикнули "Обратно!", и все солдатское стадо отхлынуло назад и скрылось за углом Воскресенского.

Во всех этих событиях, поражало полное отсутствие противодействия со стороны правительственных сил. Александр Васильевич Кривошеин, мой отец, в те дни сделал замечание: "Я вижу революцию, но не вижу контрреволюции". Он сказал это смотря в окно на взбунтовавшихся солдат.

В эти дни в Петрограде пошел мелкий, но довольно частый снег. В нашей квартире появился министр земледелия Риттих, бывший помощник моего отца и близкий ему человек. Он не смог добраться до своего министерства и прибыл к нам на квартиру, надеясь отсюда созвониться по телефону с правительственными учреждениями, выяснить обстановку и попытаться как-нибудь организовать сопротивление. Телефоны, несмотря на революцию, работали более или менее нормально, но все попытки связаться с нужными людьми оказались тщетными. В одних учреждениях говорили, что никого нет, в других не отвечали, в третьих уже работали какие-то "комитеты". Не добившись ничего толкового, Риттих скоро ушел. Он был возмущен быстрым правительственным развалом, бездарностью и безволием правящих лиц, как военных, так и гражданских.

Вскоре на нашей квартире начали появляться своего рода беженцы, искавшие у нас безопасного места. Дело в том, что мой отец уже полтора года как ушел с поста министра земледелия и не был у власти. О его уходе многие жалели, он пользовался доверием в общественных кругах. Вообще он был "одиозной фигурой", и потому наша квартира могла казаться многим безопасным убежищем. Конечно, это была чистая иллюзия.

Первым к нам пришел друг моего отца, член Государственного Совета, барон Роман Дистерло, крайне правый по убеждениям. Отец оказал ему гостеприимство, но сказал, указывая на улицу, где бродили вооруженные солдаты: "Смотри, до чего вы нас довели своими безумными резолюциями, своим сопротивлением всем необходимым реформам в России. Вы ответственны за происходящее!" Барон Дистерло промолчал. Он был умный человек и понимал, что замечание моего отца основательно. Но если появление у нас барона Дистерло было понятно, так как он, несмотря на разницу во взглядах, был другом моего отца, то приход к нам бывшего премьера А.Трепова был совершенно неожиданным. Он совсем не был близок к моему отцу и в политическом отношении был его противником. И тут проявилась любопытная человеческая черта. Будучи у власти, да и вообще всю свою жизнь, Трепов был сторонником самых крутых и решительных мер, а тут, как только началась революция, он перетрусил чрезмерно и ни о каком сопротивлении, конечно, не помышлял. Был всецело занят вопросами своей личной безопасности. Он пробыл у нас несколько дней!

В течение дня стрельбы почти не было слышно, и мы точно не знали, что происходит в городе. В послеполуденные часы на небе стали видны темные клубы дыма. Как выяснилось, это горел Окружной суд на Литейном, не так далеко от нас. Вечером в нашу квартиру позвонили. Вошел отряд вооруженных солдат, пять-шесть человек под командованием какого-то штатского. "У вас, нам сказали находится офицер, — спросили они, — мы должны его видеть, проверить. Нет ли у него оружия, а то с крыши вашего дома стреляют из пулемета". Конечно, это была чистейшая ложь, никто из пулемета не стрелял. Потребовали моего брата Игоря. Наша мама, Елена Геннадиевна, очень испугалась: "Вы его убьете!" — взволновано заговорила она. "Не беспокойтесь, не убьем, — ответил штатский, — только проверим, есть ли оружие".

Брат был в нашей комнате. Вошедшие потребовали сдать оружие. Брат побледнел, стиснул зубы, но отдал револьвер. Сопротивляться было бы безумием. Другого оружия не было. Между солдатами начался спор, забрать ли с собою моего брата Игоря или нет, но возобладало мнение не трогать. Солдаты ушли. Вероятно, они постеснялись присутствия нашей матери.