Спаси и сохрани любовь

На кухне все блестело. Лишние предметы не высовывались. «Татарский базар» разбежался по углам, страшно было нарушать чинный порядок в чересчур опрятном помещении. Инесса прислушалась, в квартире кто-то есть, мама?

– Мам, ты?

– Я, доченька, поешь горячего, а то тебе все некогда, а я поеду, поздно, – мать засуетилась, спешно засобиралась к себе в Блиново.

Инесса вздохнула. У нее нет времени, чтобы поговорить с матерью. Они не успевают нормально разговаривать. Вопрос – ответ. «Дочка, ты поела-встала-ушла-позавтракала-не заболела-не нервничай». Вот и все разговоры. Никаких эмоций. Всем некогда.

– Мам, посиди немного, – Инесса усадила мать на диванчик, – знаешь, никому не могу признаться – только тебе. Боюсь, что меня заподозрят в этом, – она постучала мизинцем по темечку, – понимаешь?

Полина Ивановна кивнула: «Понимаю». Она низко нагнулась, приглядываясь к дочери, взяла ее руки в свои, нежно погладила.

– Только ты не смейся надо мной, ладно? – Инесса нервно засмеялась, но руки не выдернула, оставила их, пусть чуть-чуть полежат, погреются в маминых.

– Не буду, доченька, что ты, – Полина Ивановна прижала руки дочери к сердцу.

Инессе показалось, что она слышит равномерный стук, родной – пусть он стучит вечно. И сейчас ей ничего не чудится. Все приняло обычные формы. Стук материнского сердца. Тепло рук.

– Понимаешь, мне кажется, что в новом офисе слышатся слова какие-то странные, – Инесса склонила голову, боясь посмотреть матери в глаза, вдруг она тоже покрутит пальцем у виска. – «На крыше крысы голодают, отнесите им еду». И мне кажется, что и другие сотрудники эти слова тоже слышат, но боятся в этом признаваться.

Инесса посмотрела на мать, вспомнив Голубенко с его татарскими глазами, Норкина с бегающими смотровыми щелями и многих других.

– А-а, это бывает, – рассудительно ответила Полина Ивановна, – на некоторых фирмах устанавливают аудикодирование. В вентиляторе.

– Где устанавливают? Какое аудикодирование? – Инесса даже руками всплеснула. – Зачем – аудикодирование?

– Это такая штука, вставляют в вентилятор, и он разносит по всему зданию шум или музыку с постоянно звучащим фоном, – сказала Полина Ивановна голосом опытного мастера, словно она сама занималась аудикодированием и всю свою жизнь только и делала, что стояла на стремянке и вкручивала в лопасти разные пакости. Мама все знает. Она по-прежнему, как в далеком детстве, может объяснить любое явление в природе. Перед Инессой сидела не древняя старушка, а молодая современная женщина, продвинутая, в отличие от несмышленой дочери. Инесса почувствовала себя маленькой девочкой, ей срочно захотелось залезть в норку под одеялом.

– Зачем? – порывисто выдохнула Инесса.

– Кто знает, шутит кто-нибудь, прикалывается над вами. Скоро Новый год. Розыгрыш какой-нибудь, чтобы потом посмеяться над всеми.

Инесса припомнила горку еды на лестничной площадке перед чердаком. Гришанкова на стремянке, Егорову с серебристым рулоном под мышкой, Норкина со свертком. Ужас!

– А что делать? – спросила Инесса, немея от мысли, что она так ничего и не отнесла на чердак, ни кусочка хлеба.

Несчастные крысы запросто могут умереть без еды. Они же голодают!

– Надо сказать начальнику, самому главному, пусть разберется. Никому больше не говори, только ему. Вдруг это конкуренты встроили в вентилятор эту штуку, чтобы выбить весь коллектив из трудовой колеи, – материнский голос монотонно разносился по кухне.

А Инесса никак не могла понять, почему ей стало страшно. Ведь голодные крысы способны сожрать весь коллектив «Планеты», всех целиком, с ногами и руками, вместе с Бобылевым.

– А почему больше никому нельзя говорить? Может, лучше Норкину рассказать? – поинтересовалась Инесса, заранее зная ответ.

– Норкину нельзя, вдруг это он сам вмонтировал. Если начальник примет во внимание, значит, ты станешь его лучшим другом. Если отмахнется, тогда молчи. Никому ничего не говори, никогда. – Полина Ивановна нежно погладила руку дочери, словно согревала ее надолго своей материнской лаской.

– Страшно, мама, вдруг мне померещилось, – захныкала Инесса, уткнувшись головой в мамины колени.

– Ничего тебе не померещилось, это теперь часто делают. Я третьего дня по телевизору передачу видела, в ней разоблачали каких-то конкурентов, так они подсыпали неизвестное вещество в сахар сотрудникам. На фирме все заболели, и только один не заболел. Он от сахара отказался по причине развивающегося диабета. Доченька, я поеду, а, поздно уже? – Полина Ивановна осторожно приподняла голову дочери и заглянула ей в глаза.

– Останься, мам, ну куда ты поедешь на ночь глядя? – Инессе не хотелось отпускать мамино тепло на улицу.