Спаси и сохрани любовь

– Как это? – спросила Инесса, наблюдая за передвижениями Блиновой.

Екатерина сидела на третьем стуле по счету. Всего в офисе их двадцать. Или восемнадцать, Инесса точно не помнит, она не пересчитывала стулья, видимо, придется заняться арифметикой.

– Мы с Колей в кино вчера ходили. Смотрели «20 сигарет», неплохой фильмец, ты еще не смотрела? – Катя охотно делилась впечатлениями с бывшей подругой, но она еще не знала, что перечисляет подробности свидания будущей свидетельнице на Колиной свадьбе.

– Не-ет, не смотрела. «Никто не приглашает на танцы, никто не провожает до дому смешную угловатую девчонку», – бездумно процитировала Инесса строчку из древнего шлягера.

– Посмотри обязательно, – сказала Блинова с каким-то необъяснимым воодушевлением в голосе, дескать, всяким там Веткиным рекомендую приобщаться к культуре время от времени. И Катя принялась жадно поглощать цыпленка гриль, купленного, видимо, у ближайшей станции метро. Запах жареной курицы разнесся по офису. Инессу замутило от отвращения.

– Катька, пойдем в кафе, прекрати жрать эту гадость, немедленно. – Инесса чуть не вырвала промасленный кулек из рук Блиновой. – Это самая вредная пища, которую мог придумать человек. Курица гриль, надо же такое придумать!

Но Блинова спрятала промасленный кулек под стол.

– Инесса, хочешь куру? Угощайся, покушай, а то ты такая злая всегда, это у тебя от голода. – Блинова отщипнула изрядный кусок, прямо под столом отщипнула, затем вытащила наружу жирную руку и протянула Инессе угощение, дескать, ешь, не стесняйся.

Широкая натура, доброжелательная, куском курицы может поделиться с товарищем по работе. Инесса нахмурилась. Они разговаривали так, будто не стояло между ними полугодовой завесы молчания. Блинова вызывала в Инессе чувство пронзительной жалости. Катя еще ничего не знает. Что станет с ней через минуту, полчаса, на следующий день? Пусть поживет счастливой еще немножко. Поживет-пожует-переварит...

– Катя, ты ешь, а я схожу в кафе, пообедаю, – Инесса старалась говорить спокойно, но ее голос дрожал, эмоции разносили в пух и прах показное спокойствие Веткиной.