— Да, — ответила Жюльет, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. — Я приехала на юридический конгресс.
«Господи, зачем я сказала, что я адвокат? Никогда больше не буду врать!»
— Надолго задержитесь? Я имею в виду на Манхэттене?
— Завтра вечером я возвращаюсь во Францию. — «Хоть тут можно не врать».
Когда кабина поднялась на тридцатый этаж, Жюльет слегка наклонилась к стеклянной стенке, чтобы посмотреть вниз, но у нее закружилась голова. Ей казалось, что она висит в пустоте.
«Ох… Только бы меня не вырвало. Не самый подходящий момент».
Двери лифта открылись, служащий ресторана помог им снять пальто и проводил за столик. Панорамный бар занимал большую часть предпоследнего этажа отеля «Мариотт». К счастью, в это время посетителей было не много, и им достался столик у окна, откуда открывался сногсшибательный вид на Нью-Йорк.
Освещение было приглушенным. На небольшой сцене за роялем сидела девушка. Она играла медленный джаз в стиле Дайаны Крол.
Жюльет открыла меню. Самое дешевое блюдо тут стоило целое состояние. Сэм заказал сухой мартини, а она выбрала сложный коктейль с водкой, клюквенным соком и лаймом. В баре было тихо и очень уютно, но она переволновалась, и ей никак не удавалось расслабиться. Вдруг ей показалось, что здание движется.
Сэм заметил, что она испугалась.
— Бар крутится, — объяснил он, рассмеявшись.
— Как это?
— Он стоит на платформе, которая вращается вокруг своей оси.
— Потрясающе, — сказала Жюльет и наконец улыбнулась.
Было 19 часов 3 минуты.
На столике зажгли свечи. Жюльет заметила, что Сэм выглядит очень усталым и что глаза у него разного цвета — один голубой, другой зеленый. Говорят, такие глаза бывают у того, кто служит дьяволу.
Он и в самом деле дьявольски хорош. Gorgeous,[8] как говорят американцы. И еще у него был удивительный голос. Он словно укрывал, защищал от внешнего мира.
Жюльет глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, но ее сердце билось гораздо чаще, чем ей бы хотелось.
Ему нравилось, что с ней так легко общаться. Она выглядела настоящей бизнес-леди, но оказалось, что она проста и естественна. По-английски она говорила прекрасно, но с легким, приятным акцентом. Когда она улыбалась, ее лицо словно освещалось изнутри.
Сэм смотрел на нее и чувствовал нечто напоминающее слабый электрический разряд.
«Пригласил бы он меня сюда, если бы я сказала, что я официантка?»
Он заметил, что она мерзнет в тонкой водолазке, встал и набросил ей пиджак на плечи.
— Нет-нет, не стоит, — попыталась она возразить. — Мне и так хорошо.
Но он видел по ее лицу, что она хотела сказать совсем другое.
— Вы вернете мне пиджак, когда будем уходить, — спокойно ответил он.
«Вы удивительно красивы!»
Разговор зашел о мужчинах и женщинах.
Он смеется.
Молчание.
Она пьет коктейль.
Он смотрит в окно. Там, пятьюдесятью этажами ниже, кипит и гудит город. Такой далекий. Такой близкий.
Он заметил ее обкусанные ногти, и она тут же спрятала их. Он усмехнулся. Даже когда они молчат, разговор между ними продолжается.
«Скажи ему.
Скажи ему правду. Сейчас. Скажи ему, что ты не адвокат».
Он попытался повторить имя режиссера, у него получилось что-то вроде «Фвансуа Твуффо», и это было очень смешно.
Вместо ответа он протянул ей рисунок Анджелы и рассказал, что если бы не он, то они никогда бы не встретились.
«Если я нравлюсь такому классному мужчине, значит, я не безнадежна».
«Мы встречаем тысячи людей, но полностью раскрыться можем только с одним. Почему это так?»
«Я отведу вас туда».
«Это самый подходящий человек в самый неподходящий момент!»