Спаси меня

Не могу сказать, познакомились бы мы или нет, не случись с ее родителями той ситуации. И хоть мне иногда кажется, что Лин скучает по тем временам, когда ее имя здесь что-то значило и она водилась с такими людьми, как Эллингтоны, я все равно благодарна ей за дружбу.

– Тогда иди к ректору и по дороге повесишь плакаты у библиотеки и возле учебного центра. Остальное на мне, о’кей? – предложила я.

Я подставила ей ладонь жестом «дай пять». На мгновение показалось, что Лин хочет что-то возразить, но затем она благодарно улыбнулась и отбила «пять».

– Ты лучшая.

Кто-то придвинул ко мне стул и сел на него. Лин вмиг побледнела. Я подняла брови, увидев, как она таращится то на меня, то на человека, который уселся рядом со мной.

Медленно повернувшись, я увидела холодные глаза бирюзового цвета.

В школе каждый знал эти глаза, но я никогда не видела их так близко. Они были лишь частью выразительного лица с темными бровями, острыми скулами и надменным изгибом красивых губ.

Ко мне подсел Джеймс Бофорт.

И теперь смотрел на меня.

Вблизи он казался еще более опасным, чем издали. Он один из тех в Макстон-холле, кто ведет себя так, словно школа ему принадлежит. Он держался прямо и уверенно. Обычная школьная форма сидела на нем идеально, как будто была сшита специально для него. Возможно, все потому, что дизайном занималась его мама. Только красивые русые волосы были растрепаны, а не уложены волосок к волоску, как у сестры.

– Привет, – сказал он.

Слышала ли я когда-нибудь его речь? Только крики на площадке для игры в лакросс или на вечеринках Макстон-холла, когда он был пьян. Речь Джеймса всегда оставалась идеальной. Он произнес «привет» так спокойно и глаза его блестели так же привычно, как будто для него это обычное дело – подсесть ко мне и заговорить. А ведь до этого мы никогда не разговаривали друг с другом. И так должно было оставаться и впредь.

Я осторожно огляделась и тяжело сглотнула слюну. Не все, но несколько голов точно повернулись и смотрели в нашу сторону. Было ощущение, что плащ-невидимка, который я носила последние два года, немного сполз.

Это очень плохо, это очень плохо, это очень плохо.

– Эй, Лин, ты не будешь против, если я ненадолго украду твою подругу? – сказал он, не сводя с меня глаз. Его взгляд был таким внимательным, что по спине побежали мурашки. Тут я повернулась к Лин и попыталась без слов дать ей понять, что я буду против, но она смотрела на Джеймса.

– Конечно, – охрипшим голосом ответила она. – Идите.

Я еле успела поднять с пола рюкзак, как Джеймс Бофорт уже приобнял меня и стал подталкивать к выходу из столовой. Я ускорила шаг, чтобы отвязаться от него, но его прикосновение будто осталось на мне и прожигало ткань пиджака до кожи. Он завел меня за большую лестницу в фойе, где нас никто не мог увидеть.

Я примерно представляла, чего он хочет. Дело, должно быть, заключалось в его сестре и мистере Саттоне. Других причин говорить у нас не было.

Только убедившись, что нас никто не слышит, я повернулась к нему:

– Мне кажется, я знаю, чего ты хочешь.

Его губы слегка скривились в улыбке:

– И ты это сделаешь?

– Послушай, Бофорт…

– Боюсь, Робин, в этом месте мне придется тебя перебить. – Он сделал шаг. Я не отступила, а лишь посмотрела на него, подняв бровь. – Ты должна как можно скорее забыть то, что видела вчера, поняла? Если хоть где-то заикнешься об этом, я позабочусь, чтобы ты вылетела из школы.

Он сунул что-то мне в руку. Я как контуженная опустила взгляд и застыла, увидев, что там.

В моей руке лежала пачка пятидесятифунтовых банкнот. У меня пересохло в горле.

Я никогда не держала в руках так много денег.

Заносчивая ухмылка Джеймса о многом говорила. Он ясно дал понять, что знает, как я нуждаюсь в деньгах. И что ему не впервой платить за чье-то молчание.

Его выражение лица и поза были такими самонадеянными, что меня вдруг охватила ярость.

– Ты серьезно? – спросила я сквозь зубы. От злости тряслись руки.

Джеймс был озадачен. Он полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда еще одну пачку и протянул мне.

– Больше десяти тысяч это не стоит.

Я уставилась сначала на деньги, потом на него.

– Если ты до конца семестра будешь держать язык за зубами, мы удвоим сумму. Продержишься до конца года – увеличим ее в четыре раза.

Позже его слова повторялись в моей голове снова и снова, и кровь закипала в жилах. Как он стоял передо мной, бросив к моим ногам десять тысяч фунтов, и хотел таким образом заткнуть рот. Как будто это был пустяк. Как будто так и должны поступать те, кто родился с серебряной ложкой во рту. Мне сразу стало понятно, как я ненавижу Джеймса Бофорта.

Он мне отвратителен. Он и всё, что с ним связано.

То, как он живет – ни с чем не считаясь и не боясь последствий. Если ты носишь фамилию Бофорт, тебе обеспечена неприкосновенность. Делай что хочешь – папины деньги помогут все уладить. Пока я два года из кожи вон лезла, чтобы получить хоть малейший шанс попасть в Оксфорд, для него эта частная школа казалась не более чем прогулкой.