Спаси меня (ЛП)

Мне требуется вся моя сила, но мне удается прижать ладони к полу и сесть.

— Лэджи… — Мой голос охрип от слез. — Почему ты здесь? У тебя могут быть неприятности…

— Я принесла тебе это. — Она протягивает руку, и в полумраке я вижу, что это серый пакет со льдом. — Для твоей щеки.

Верхняя часть из жесткого пластика, по кроям холодный металлический ободок. Несколько долгих мгновений я держу его в руке, тупо глядя на него, словно не понимая, что с ним делать.

— Мне это не нужно, — говорю я. — Я скоро уеду.

Мы сидим в тишине. Вдалеке слышен шум прибоя. Ближе — крик цикад. В воздухе витает аромат оранжевой маракуйи. Это напоминает мне о той первой ночи, когда мы с Мэйсом занимались любовью.

— Мне нужно выпить, — пробормотала я.

Девушка сдвигается с места и, к моему удивлению, достает из халата узкую бутылку.

— Это текила. Я взяла её с передвижной барной стойки папы.

— Портативный бар с раковиной, — поправляю я ее, не сводя глаз с полной бутылки желтой жидкости.

Я беру у нее бутылку, отвинчиваю крышку, подношу ее к губам и долго пью. Я морщусь, и меня обжигает до самого желудка. Не задумываясь, я делаю еще один глоток. Протягивая бутылку, я вижу, что за два глотка прикончила четвертую часть. Осталось только дождаться, когда боль притупится. Я выпиваю еще одну порцию для надежности.

— Я бы хотела, чтобы ты не уходила, — тихо говорит Лэджи.

Я смотрю на золотистую жидкость, ожидая, когда боль утихнет. Для этого, наверное, понадобится вся бутылка. Нет. Потребуется много, много бутылок.

Подняв на нее взгляд, я изучаю ее круглые черные глаза.

— Тебе нравится здесь жить?

Она опускает глаза на колени.

— Думаю, я бы предпочла жить со своей настоящей семьей.

— Ты помнишь свою настоящую семью?

— Я помню только сестер.

Он сказал, что она была в монастыре в Сальвадоре. Я думаю о том, что я знаю о монахинях, о том, что мне рассказывала моя бабушка.

— Были ли сестры добры к тебе?

Она колеблется.

— Они научили меня молиться. Они научили меня не смотреть на мальчиков. Они научили меня, что трогать себя — это грех.

— Звучит примерно правильно. — Я откинула голову назад и сделала еще один долгий глоток. Боль все еще скручивает мои внутренности, как мочалку, которую выжимают насухо. — Они били тебя или заставляли стоять на коленях на рисе?

Ее смех удивляет меня.

— Нет! Сестра Каролина была очень добра ко мне. Она сказала, что, когда я уеду, я должна заниматься Божьим делом.

Закрыв глаза, я чувствую, как малейшая грань притупляется от зазубренного стекла, наполняющего мой желудок.

— И что же это за дело Божье?

Еще одна задумчивая пауза.

— Думаю, то, что я делаю сейчас? Помогаю тебе…?

Я переворачиваю пакет со льдом в руке, затем подношу его к щеке.

— Почему ты хочешь уехать отсюда? Аранья плохо к тебе относится?

— Он очень добр ко мне… Но… Я чувствую, что он плохой человек. Я знаю, что он не мой отец, но он хочет, чтобы я его так называла. — Ее темная голова опускается. — Я думаю, что однажды он может причинить мне боль. Я должна уехать отсюда с тобой.

Она умная девушка. Я не знаю, что это такое, но какой бы инстинкт ни побудил мою бабушку покинуть родной город и отправиться в огромную страну, враждебную ее расе, тот же самый инстинкт побудил меня пойти в армию после того, как я потеряла ее. Тот же самый инстинкт, похоже, движет и моим маленьким другом, пришедшим ко мне.

— Я помогу тебе сбежать, — успокаиваю я ее. — Не знаю, как, но помогу. А сейчас тебе нужно вернуться в свою комнату. Ложись в кровать и спи.

Она медленно встает и без единого звука идет к двери, но перед тем, как уйти, останавливается.

— Теперь ты будешь спать?

Мне не нужно думать над ответом.

— Нет.

— Мне жаль, что Аранья ударил тебя. Я больше не позволю ему этого делать.

С этими словами она исчезает за дверью, оставляя меня в недоумении, что она могла иметь в виду. Я уверена, что маленький подросток даже не представляет, на что способен ее "папасито". Надеюсь, она никогда не узнает. А пока я должна понять, как мне выполнить свое обещание, если у меня нет оружия, нет контакта с Эллой, и я окружена вооруженной охраной.

Я была подготовлена к подобным ситуациям. Я должна пока отложить свою личную душевную боль. Я должна упаковать ее в коробку, отложить в сторону и вспомнить те дни, когда у меня еще не было напарника. Я знаю этот комплекс как свои пять пальцев. Мы можем быть мухами, запутавшимися в паутине, но я знаю, какие ниточки нужно оборвать, чтобы освободить нас.

Во рту у меня пересохло, а голова раскалывается от боли, когда я просыпаюсь на следующее утро. Я лежу на холодной испанской плитке, в руке пустая бутылка из-под текилы, а сквозь двойные двери льется яркий свет солнца.

Наверное, уже за полдень. Я понятия не имею, в котором часу я окончательно отключилась вчера вечером. Как я и предполагала, потребовалась вся бутылка, чтобы заглушить боль… только боль все еще со мной, горит в животе. Сегодня вечером попробую еще раз.