уткнувшись в мою грудь, когда я ее обнимаю.
Когда доктор выходил из палаты, я попросил его не пускать сюда Лиззи. Только моих родителей. Я не хочу, чтобы она видела меня таким.
У всех есть четкое представление о морпехе. Как о мужчине. И я не хотел, чтобы она видела меня таким слабым. Я все еще в шоке, но с того момента, как доктор Джеймс упомянул об этом в моей первой оценке пригодности, понимал, что такое возможно.
Но вы никогда не думаете, что такое может случиться с вами.
И, как бы ни готовились, вы никогда не будете готовы к этому, когда это, наконец,
происходит. Серьезность происходящего не доходит до вас, пока вы сидя в ресторане едите пиццу, и не прекращаете видеть.
Я пытаюсь быть сильным ради матери. Ее плач разрывает мне сердце. Большая рука отца похлопывает меня по спине, и доктор говорит им то же самое, что сказал мне –
слепота. Я ослеп.
Я до сих пор не могу этого осознать. Просто хочу уползти в какую-нибудь яму и никогда не возвращаться.
Пытаться быть сильным и быть сильным – это две разные вещи. Внутри чертовски сильно схожу с ума. Но я молча сижу, слушаю разговор врача о вариантах лечения и о центрах для слепых, которые могут помочь.
Напоследок, он, конечно же, говорит нам о назначении встречи с моим терапевтом,
и отпускает нас домой.
Но я не двигаюсь. Не хочу никуда идти. Я хочу, что бы врач все исправил. Вот когда я был маленьким и болел, врач делал так, что мне становилось лучше.
Сейчас, он не делает так, чтобы мне стало лучше, а просто нас нахрен выпроваживает.
Отец берет меня за руку и помогает спуститься со смотрового стола.
– Я помогу дойти до выхода. Мы попросим Лэнса перегнать твой грузовик домой,
– говорит он.
Мой грузовик. Грузовик, который я больше никогда не смогу водить.
– Лиззи все еще там?
– Она беспокоится о тебе. Она никуда не уйдет, пока тебя не увидит.
Пока меня не увидит. Я вздрагиваю, приходит осознание того, что я больше никогда не увижу их лиц.
Мой отец ведет меня по больнице, предупреждая о каждом повороте, о каждой мелочи, которая может стать для меня препятствием.
Врач дал мне что-то от головной боли, и от лекарства кружится голова. Я
дезориентирован, и свет становится ярче, когда мой отец говорит, что мы проходим через зал ожидания.
– Райан, – раздается голос Лиззи в отдалении, но приближается. – Райан, – ее голос звучит рядом, она становится передо мной и быстро дышит, и я понимаю, что она плачет.
Я почти теряю контроль.
Тяжелые шаги следуют за ней, и я предполагаю, что это один из моих братьев.
Крошечные руки Лиззи обнимают меня за талию, а ее волосы щекочут мой нос. Я
чувствую слабость в ее руках. И хочу только одного: чтобы она ушла.
Конечно, это жестоко, но я – мужчина. Я должен быть тем, кто позаботиться о ней.
А не наоборот. Я никогда не попрошу об этом.
Мама передает более короткую версию сказанного доктором, и все, о чем я могу думать, это то, что люди смотрят. Я не слышу других людей, но чувствую на себе их взгляды. Это причиняет мне неудобство.
– Мы можем уйти отсюда, пожалуйста, – прошу я.
Мой отец помогает мне.
Раньше я все еще мог видеть тени, различные оттенки света, словно через испорченный калейдоскоп, искажающий свет, но, когда соленый воздух ударяет меня в лицо, нет ничего. Я останавливаюсь. Темнота, чертовски сильно меня пугает.
Отец чувствует мое колебание и крепче сжимает мою руку.
– Все хорошо. Я тебя понял. Я не позволю тебе упасть.
Меня успокаивает его мягкий тон, и позволяет продолжать идти. Лиззи не отстает,
потому что я слышу ее шаги и, честно говоря, я не знаю, что ей сказать.
– На ночь ты останешься с нами в своей старой комнате, – говорит моя мать.
– Да, все, что тебе нужно, – голос Лэнса звучит позади меня.
– Спасибо, – бормочу я.
Отец помогает мне сесть в машину, и я нащупываю ремень безопасности, когда он закрывает дверь.
Ненавижу это чувство. Все испытывают ко мне жалость. Это одно из худших чувств, а все, чего я хочу – вернуть назад свое зрение, и чтобы Лиззи была рядом со мной.
Но, она достойна лучшего, чем это.
Она достойна кого-то лучше, чем я.
Я теперь, всего лишь чья-то ноша.
Как только возвращаемся домой, мама и Лэнс отправляются ко мне бунгало, чтобы собрать несколько моих вещей.
Лиззи помогает мне, выведя на улицу, и мы садимся на деревянные качели на заднем крыльце.
– Я не могу в это поверить, – говорит она.
– Ты и я, мы оба, крошка.
– Мы с этим справимся. Есть операции. Есть много всего. Мы с твоей мамой об этом говорили.
– Стоп. Просто остановись, – меня убивает то, что я не могу ее видеть.
– Прости. Думаю, тебе нужно немного времени, – она придвигается ближе.
– Время? Какая польза от времени? Я все равно буду уродом…
Она перебивает:
– Стоп. Не говори так.
– Дело не только в этом. Лиззи, ты не должна заботиться обо мне до конца моей жизни, – я поступаю правильно. Даже если это причиняет боль, но это правильно.
– Что? – я слышу страх в ее голосе. – Райан, мы – команда. Ты и я. Я не уйду от тебя.
– Черт побери. Ты выслушаешь меня? Я не хочу быть для тебя обузой. Плохо уже то, что я нуждаюсь в родителях.
– Я не уйду.