Спаси меня, мой талисман!

Заметил молодец девчонку, и подумалось ему: краше ее нет никого на всем белом свете. Красота не славянская, а чужая, иноземная, до того крепко за душу схватила, что не смог он мимо пройти, остановился. Постоял, подумал, посматривая на красавицу, отводящую взор, и, достав монеты, не торгуясь, заплатил. Накинул на нее вотолу[16], снятую с собственных плеч, и увел с рынка, забыв о подарках для матери и дочери.

Снова поплыла Недвига на ладье, а когда высадились на берег, воин на последние деньги купил коня, и до северянской веси они добирались верхом. Всю дорогу, сидя за спиной нового хозяина, она ерзала с непривычки, пытаясь переменить неудобное положение, и постоянно слышала окрик: «Не двигайся».

Семья хозяина встретила рабыню неласково, но смиренно. Старая женщина, мать воина, показала на себя пальцем, назвала свое имя и выразительно посмотрела на чужеземку. Та поняла, ткнула себя в грудь и громко произнесла: «Недвига!» На губах мужчины сначала мелькнула улыбка, и, все же не сдержавшись, он расхохотался.

Хозяин ввел ее в дом не рабой, а женой и хозяйкой, повергнув в крайнее изумление и своих домочадцев, и соседей, и ее саму. Ей многому надо было учиться, и не только ведению хозяйства. Надо было учить чужой славянский язык и чужие обычаи. Но что было требовать от простой запуганной девчонки? Всего-то она боялась и страшилась сделать что-то не так.

Недвига долго училась шить, прясть, ткать, готовить еду. Свекровь часто болела, а дочь мужа от первой покойной жены, Белава, которой всего-то исполнилось шесть лет, злорадствовала, видя ее неумение вести домашнее хозяйство.

Сначала Недвига не понимала, что нелюбовь Белавы вызвана ревностью, и приписывала все ее малолетству. Много позже, набрав ума и житейского опыта, она научилась прощать, несмотря на то что падчерица порой злила своим упорным нежеланием идти на уступки.

В тринадцать лет Недвига родила дочь Ярину и чуть не лишилась жизни. Спасибо свекрови: выходила ее, но предупредила, что детей больше не будет. А Недвига мечтала о сыне, приносила жертвы Роду и Макоши[17] и неистово молила о нем христианского Бога. Она почитала всех богов одинаково добросовестно, окончательно запутавшись в силах небесных, земных и подземных, но свято верила – должны помочь.

Ну, какая семья без сына? Сын – помощник, отрада и опора, кормилец на старости лет. Очень почетно в северянских весях иметь сыновей – что ж поделать?

А пуще всего она боялась, что муж надумает привести в дом вторую жену – молодую, здоровую, способную родить кучу сыновей. Потому всячески старалась ублажать его, чтобы на других даже не смотрел, и ее нехитрые попытки привязать мужа имели огромный успех, вызывая зависть у соседок.

А молитвы не пропали зря, боги услышали их. Подъехал как-то к избе молодой воин, спешился во дворе, снял с коня люльку, а в ней – розовощекий упитанный мальчонка. Ручками-ножками дрыгает и лыбится всему белу свету. У Недвиги сердце так и зашлось в умилении.

Внес человек люльку в избу, поставил на дубовый стол и дал наказ: беречь ребенка пуще глаза своего, ибо он из знатного рода. Недвига поклонилась воину низко в пояс и поклялась, что никогда не обидит дитятко. Незнакомец вышел, оставив рядом с люлькой пухлый мешочек с монетами, даже имени не поведал – ни своего, ни ребенка.

В северянских весях подкинутых детей принимали за дар небесный и растили как собственных. Дар в семье прижился роднее родного, и вскоре никто уже не вспоминал о тайне его появления.

Лета пронеслись словно день один. Недвига мужа уважала, ни в чем ему не перечила. Жили хорошо: еда на столе и одежда на теле. Работать приходилось от зари до зари, но муж часто жалел ее, да и должность старосты давала преимущество: все норовили ему угодить, кто продуктами, кто отработкой на поле.

К двадцати восьми годам Недвига превратилась в замечательную хозяйку и покладистую жену, стала такой, какой и должна быть жена старосты – уважаемого в веси человека. Добилась этого не сразу, что ж скрывать, много слез выплакала, много раз свет не мил был из-за Белавы. Изводила вредная девчонка мачеху как хотела, не признавая ее за хозяйку.

Недвига вынесла все и ни разу не пожаловалась мужу на вредную падчерицу. Да и мужу надо отдать должное – с ним как за каменной стеной была. Берег ее, любил, уважал и от других уважения требовал.

Жить бы да не тужить, но, видать, на роду ей была написана рабская доля.

Недвиге показалось, что прошло не так уж много времени, но когда она очнулась вновь, в маленькое отверстие светило солнце, очаг не пылал, и вместо девушки на корточках около открытого полога, пропускающего дневной свет, сидела женщина – темноволосая, худенькая, маленькая и ослепительно красивая.

– Кто ты? – спросила Недвига.

Женщина нахмурилась, недобро хмыкнула, повернулась к открытому пологу и крикнула:

– Рута! – затем встала, сладко потянулась и вышла из помещения.

Впорхнула Рута, улыбнулась:

– Вот, сразу видно, что тебе лучше. При свете дня ты хорошо выглядишь. Скоро поправишься. Сейчас я тебя ухой[18] накормлю из свеженького мяса.