Спаси меня от холода ночи

На самом деле изначально после похода в магазин я планировала позвонить маме, но передумала. Сначала шоколадный пирог для Айрин. А пока он будет остывать, поговорю с родительницей.

* * *

– Сиенна, как я рада, что ты позвонила.

Свежеиспеченная сдоба источает потрясающий шоколадный аромат, но ощущение комфорта, которое обычно при этом возникает, почему-то не появилось. Прижав колени к груди, я забралась на один из стульев на кухне и туда-сюда гоняю пальцем крошки, просыпавшиеся на стол, когда я вынимала пирог. В первых же словах матери я различаю слабость, боль, радость, тревогу, усталость, страх и угрызения совести. Половину из этого я, вероятно, просто себе надумала.

– Как ты там? – спрашивает она.

– Хорошо, а ты? – отзываюсь я. – Пиппа рассказала, что ты в больнице.

– Да, но всего на пару дней. К счастью, все не так плохо, как казалось вначале.

Ну, естественно, нет. У нас никогда не бывает плохо.

– Что произошло?

– Я уронила с плиты сковороду, и на меня по глупости попало несколько капель горячего масла.

– Ты уронила с плиты сковороду? – недоверчиво повторяю я. – А Пиппа говорила кое-что другое.

– Пиппы там вообще не было.

– Она сказала, что он тебя толкнул.

По ту сторону трубки слышно шуршание, а когда мама продолжает разговор, в ее голосе мелькают знакомые напряженные нотки, которые всегда проявляются, если она защищает отца.

– Он меня не толкал, Сиенна, он… просто не очень осторожно прошел мимо.

Неосторожно прошел мимо.

Мне требуется все самообладание, чтобы удержаться от саркастичного комментария. После стольких лет я до сих пор опасаюсь, что мама и сама верит в то, в чем уверяет окружающих.

– Правда, ничего не случилось, – не успокаивается она. – Он уже меня навещал, ему очень жаль. Твой папа и сам перепугался.

Видимо, мама будет твердить это, даже если он разобьет ей голову этой сковородкой. «Нет, честно, он всего лишь хотел убить муху. Я просто случайно попала под руку. Он ужасно испугался».

Делаю глубокий вдох и прилагаю массу усилий, чтобы выдохнуть воздух, а не слова.

– Расскажи о себе, Сиенна. Чем занимаешься? Все еще работаешь в пабе? У тебя много дел?

Ее вопросы причиняют боль, потому что демонстрируют, насколько велика пропасть между нами, как редко мы общаемся, как мало стали знать друг о друге. Во время телефонных разговоров мы, как правило, стремительно кружимся по спирали из упреков и оправданий, нормальной беседе места не остается. И что мне ей сказать? Что я понятия не имею, как в дальнейшем повернется моя жизнь? Что мне все еще больно, что никуда не делась пустота, которую отныне не вытеснишь ничем и никогда? Что порой я просыпаюсь утром и обнаруживаю, что плакала во сне?

– Я до сих пор работаю в пабе «Брейди», да, и у меня все в порядке. – Пауза. – Мам, этот… инцидент, он серьезнее, чем раньше… Пиппа больше не должна переживать подобное.

– Я же говорила, Сиенна, Пиппа при этом не присутствовала. Она вошла, когда сковородка свалилась, поэтому могла увидеть только… – На этом месте мама осекается, сообразив, как прозвучала ее реплика. – Твой папа уже помогал мне, когда подошла Пиппа. И он велел ей вызвать врача.

– С такой же вероятностью это могла оказаться и Пиппа.

– Ваш отец никогда не причинит вреда Пиппе. Да, иногда он нетерпелив, а с тех пор как ты ушла, Пиппа, очевидно, решила в такие минуты постоянно вставать у него на пути. Нельзя же упрекать его в том, что он иногда сердится.

«Она так поступает, чтобы защитить тебя, – думаю я. – Хотя это ты должна защищать Пиппу. Раз уж со мной ты с этим не справилась…»

Как часто я старалась привлечь внимание к себе, чтобы он отстал от мамы? Как часто цеплялась за его рубашку, когда он нависал над ней и раз за разом ставил восклицательные знаки в своей ругани с помощью кулаков?

Поначалу он просто отодвигал меня в сторону.

– Прекрати все время вмешиваться, Сиенна, – говорила мама после этого, со слезами на глазах прижимая ко рту мокрое полотенце. – Просто уходи. Скоро он успокоится. Он быстрее остывает, если ты не пытаешься его остановить.

Но как я могла просто уйти? Мне нужно было знать, что происходит. Я не хотела никуда идти и могла лишь надеяться, что он случайно ее не убьет. Или не случайно.

Однако все мои попытки оказывались бесполезными и в итоге меня упрекали, что таким образом я продлеваю страдания матери. Пока в четырнадцать или пятнадцать лет я не доросла до того, что смогла по-настоящему отвлечь отца от нее.

С тех пор стало только хуже.

После того как он впервые меня ударил, я еще надеялась, что вот сейчас наконец-то мама подхватит нас с Пиппой и мы исчезнем из его жизни. Но она просто разрыдалась сильнее, прижала холодное полотенце к моему рту и стала уговаривать меня держаться от него подальше.

– Сиенна? Ты еще здесь?

– Да, – бормочу я и прочищаю горло. – Ты обязана… слышишь, ты обязана увезти Пиппу. И сама бежать оттуда.

От ее смеха я впиваюсь ногтями в ладони. Он настолько искусственный, уродливая ложь… Я выпрямляюсь, ноги соскальзывают с края стула на пол.

– Да прекрати ты уже убеждать саму себя, что все нормально. Во всем этом дерьме нет ничего нормального!