Девушка знала это. Штаты показал свои намерения за эти несколько месяцев, ни разу не заставив ее усомниться в нем. Он был рядом, как настоящий супергерой, который всегда приходит к ней на помощь. Благодаря его плану, она все меньше испытывала боль от кулаков ее супруга, ее тело перестало быть похожим на боксерскую грушу, а синяки не окрашивали всю ее кожу. Из-за занятости, Сергей редко находил возможность поднять на нее руку или сорвать всю свою злость. Не вытаскивая носа из бумажек, он постоянно запирался в кабинете, оставляя ее одну — довольную и радостную. Казалось, вот оно счастье, но несчастье не желало оставаться в стороне.
— Я… Казахстан попросил позвать его.
— И ты это сделала?
— Почти… — обхватила себя руками Россия, положив голову на его плечо. — Я нашла его на балконе… С какой-то женщиной. Подумала, что это его знакомая, не хотела на него наговаривать. А потом он ее… Я всегда думала, что его избиениям есть оправдание, что, несмотря на свою жестокость, он все же испытывает ко мне хоть какие-то чувства. Но оказалось, что Сергей просто конченый пидорас! Сказал мне к нему даже не подходить, а сам сосется с бабами за углом! Я не удивлюсь, если они уже уехали к ней в номер!
И снова она не сдержала своих рыданий, показывая свою ранимость и безысходность. Зачем становиться на одно колено и обещать преподнести весь мир к ее ногам, когда в сердце ты не любишь этого человека? Зачем вообще он решил жениться на ней, если один только вид русоволосой раздражает его?
— Он тебя заметил?
— Нет!
— Это хорошо… — сжал ее руку американец. — Теперь ты все знаешь и сможешь бросить документы о разводе ему под ноги.
— Я хочу сделать это сейчас. — Рыкнула девушка, закипая от внезапной ярости. — Хочу, чтобы он валялся у меня в ногах, хочу видеть его перекошенное от ужаса лицо. Хочу разрушить его жизнь, как это сделал он с моей, хочу лишить его всего, чем этот кабель дорожит. Чтобы он корчился от боли и извинялся, а я в этот момент смогла рассмеяться ему в лицо!
— Ну, все… Тише. — Прижал ее к своей груди блондин, понимая, что сейчас она вновь расплачется. — Мы вместе разберемся с ним. Я помогу всем, докуда доходит мое влияние.
Он не хотел, чтобы русоволосая думала о ее супруге, чтобы хоть как-то упоминала его имя. Ему трудно смотреть на ее слезы и ярость, не хочется, чтобы она тратила нервы на этого козла. Хотелось увидеть, как она улыбнется блондину, а он, окрылённый счастьем, ответит ей взаимностью.
— Спасибо… — прерывисто вздохнула россиянка, принимая его ласку. — Я теперь не справлюсь без тебя. Ты мне так помог, а я даже отблагодарить не могу.
— Для меня достаточно видеть тебя радостной, Рос. — Улыбнулся США, приподняв ее лицо за подбородок. — Помнишь, как ты смеялась, когда я случайно назвал твоего мужа другим именем, а он этого даже не понял? Пришлось потом придумывать оправдание твоему смеху, а ему учить хотя бы элементарные слова по английскому.
— У меня тогда была такая хорошая неделя… — слабо улыбнулась русская, ощущая его дурманящий запах одеколона. — Никто не трогал, я могла спокойно гулять. Даже купила себе парочку новых вещей.
— А как мы сбежали от него? Кстати, я обязан свозить тебя лучшую пиццерию в Риме. То, что готовят у тебя, это жалкая пародия.
— Я сама, если надо, сделаю пиццу. — Усмехнулась россиянка, играясь с его пуговицей на рубашке.
От чего-то ее щеки внезапно покраснели. И дело вовсе не в слезах…
— Угостишь меня как-нибудь? — приблизился он к ее лицу, нежно коснувшись рукой еще влажной от слез щеки.
— Если хочешь… — задрожала от его прикосновений девушка. — США… Я не думаю, что тебе стоит так близко смотреть на меня.
— Почему?
— Я же… — попыталась она вновь напомнить ему о своем статусе, но он перебил ее.
— Мне все равно замужем ты или нет. — Честно ответил парень, прижав ее руку к своей груди. — Чувствуешь? Это все из-за тебя…
Он также был смущен и взволнован, сходил с ума от ее прикосновений. И даже, когда она слегка провела пальчиками по его груди, сердце США забилось еще быстрее.
— Но я же обычная…
— Ты прекрасна, красавица. — Шептал он, стремительно сокращая между ними расстояние. — И меня тянет лишь к тебе, и никому больше.
— Это неправильно… — смотрела на его губы Россия. — Мы не должны. Все это…