Спаси моего сына (СИ)

Захар спустил вниз мои штаны. Сперва до колен, а потом снял вовсе. За ними трусики. Из-под полуопущенных ресниц я смотрела. Как он расстёгивает рубашку. Желание томилось во мне, пусть было ещё и не острое. Такое же выдержанное, как и вино, которое мы пили Обволакивающее, терпкое, раскрывающееся постепенно и не оставляющее шанса сохранить здравый рассудок. Тоненькая струйка потекла по низу моего живота к лобку. Захар держал бутылку сантиметрах в двадцати надо мной, и вино щекотало приятной прохладой. Опять его губы — по животу, по бедру…

— Захар… — шепнула я, стоило ему прижаться ртом к моему лобку.

Языком он слизал вино. Прошёлся снаружи и принялся ласкать меня в самом сокровенном местечке. Пальцами развёл половые губы, собрал влагу.

— Люблю, когда ты такая, — сказал он сипло.

Глядя мне в глаза он опять стал ласкать меня. Гладил возле самого входа, трогал языком, а я уже не различала грань между реальностью и удовольствием. Они превратились в одно. Тепло огня, жар внутри и снаружи. Языком Захар несколько раз ударил по клитору, пальцы оказались во мне, и я выгнулась. Схватилась за ковёр под собой, но в кулаках оказались только нежные лепестки. Я собрала их, сдавила. Захар гладил меня внутри — дразняще медленно, изучал, как в первый раз, хотя знал наизусть все точки.

— Раздвинь ноги, — приказал он, глядя на меня. Вогнал пальцы глубже. — Раздвинь.

Я повиновалась. Несколько раз он втолкнул в меня пальцы, убрал руку и опять стал ласкать ртом. Это продолжалось слишком долго. Я не могла терпеть — вся превратилась в одну сплошную эрогенную зону. Муж посмотрел на меня.

— На Новый год я хочу тебя, — сказал, положив ладонь на моё бедро. — Навсегда. Так, как сейчас.

— Новый… — сглотнула. — Новый год не наступил. Рано загадывать желания.

— Плевать. Так должно быть всегда. Ты должна быть всегда моей.

— Я и так твоя, — потянулась к нему. Всегда.

Он навис надо мной, снял штаны, и его член упёрся мне в лоно. Взгляд проник в душу, Захар подался вперёд и завладел телом. Я и так его…

— Ты что, не чувствуешь? — шепнула ему в губы.

Он замер. Единые, мы смотрели друг на друга, а в камине потрескивали поленья. Заполненная им до предела, я уже не представляла, что может быть иначе. Никто, помимо него, был мне не нужен. Пальцами прошлась по его щеке, дотронулась до губ. Медленно он качнулся во мне, и нити желания натянулись. Постепенно он раскачивался, и проникновения становились глубже, а я забывала, как дышать вне этих ритмов. На покрывале из лепестков, укрытая Захаром, я теряла себя и тут же находила. В его глазах, в его дыхании. Он вошёл до предела и опять остановился. Дразня, поцеловал и подался назад. И опять остановился.

— Захар, — застонала я.

Муж согнул мою ногу и проник в меня на всю длину.

Боже! Я вцепилась в его плечи. Когда-нибудь я буду чувствовать его не так остро?!

— Да, пожалуйста, — вцепилась в него. Выгнулась и, захлёбываясь удовольствием, подставила его губам шею.

Он прикусил кожу, где билась артерия. Поцеловал там же и опять прикусил — почти больно и до безумия возбуждающе. Поцелуями добрался до губ, двигаясь размеренно и резко, заставляя меня чувствовать его каждой клеточкой тела. Я вся была его — заполненная им, пропитанная его запахом и порабощённая, но при этом свободная.

— Люблю тебя, — прошептала, горячо отвечая на поцелуй. Оплела его ногами и сама подалась к нему.

Захар

Я чувствовал её. Просто чувствовал, и на этом всё. Её кожа была тёплой, волосы разметались. Глядя на неё, я не мог представить женщины прекраснее. Художники, решившие, что они нашли совершенство женщины и запечатлели его, были сущими дураками. В могилу они тоже отправились дураками.

Брал Вику, а у самого в башке только и сидело — всегда мало будет. Её губы приоткрылись, тёплое дыхание мазнуло по шее.

— Вика, — просипел и завладел её губами. На них остался вкус вина.

А у меня и так башка плыла. Какая же она была красивая там, на Красной площади, в сползающей на глаза шапке… И какая же она красивая сейчас. Быстрыми толчками я вошёл в неё ещё несколько раз. Её глаза закрылись.

— М-м-м, — застонала она, схватившись за мои руки. Голова заметалась, и волосы спутались с лепестками. Я прижался к пульсирующей артерии на её шее. До предела в неё. Она вскрикнула, а я вышел и вошёл снова. И ещё раз, пока она не задрожала подо мной. Как же, чёрт подери, я любил, когда она кричала и дрожала подо мной.

Она шептала моё имя и просила ещё. Моя жадная голодная Вишенка.

— Пожалуйста… М-м-м…

Её лоно сокращалось, сжимало меня, и я дал себе волю. Кончил бы раньше, но, блядь, как же я любил её оргазмы! Самого заколотило. Вдавил себя в неё и обхватил её затылок. Укусил за губу. Её язык был юрким, а губы вкусными. Оголодавший по ней с прошлой ночи, жрал, как припадочный. Моя живая вода — вот что она.

— Я тебя люблю, — прохрипел в губы. — Люблю.

— И я, — отозвалась она, гладя мой затылок.

Знала бы, что, когда так делает, яйца у меня наливаются в секунды. Знала бы она, что значит для меня. А может знает? Хрен её разберёшь.