Олесь смутился, осознав глупость вопроса. Несмотря на то, что это первая за последние два года их встреча с властью, он испытывал не страх, а лишь некоторую растерянность.
— Я так и знала — мы обязательно попадем в передрягу, не доехав и до Казани! — воскликнула Хмылка и приземлилась на диванчик, дрожащей рукой разлив бутылочку виски. — Раз скоро подохнем, надо выпить. Имею право.
— Да не горячись ты, — разозлился Марк, — переживем. Сейчас поедем ко мне, там есть подвал-убежище. Как раз для таких ситуаций я его и делал.
Олесь отвернулся и закрыл глаза, чтобы не видеть пьющую подругу. В нетрезвом сознании она совершенно не контролировала способность к психокинезу. И это означало, что, если они удерут от охотников, спасаться придется уже от эмоций Хмылки.
Тьма вокруг двухэтажного кирпичного дома одновременно пугала и завораживала. Олесь уже проверил, не поджидают ли их поблизости охотники, и теперь с рюкзаком на плече топал к входной двери. Пока Марк возился с ключом, Олесь встревоженно вглядывался в заколоченные окна. Надежду на спасение они не внушали. Скрипнула дверь — и тьма коридора объяла вошедших.
Компания с собакой тихо, если не считать обо что-то споткнувшегося Олеся и на него выругавшейся Хмылки, прошагала в просторную и теплую гостиную. Лейсана зажгла светильник, Марк принялся отодвигать от стены книжный шкаф. За шкафом явилась невысокая железная дверь.
— Вперед, — скомандовал Марк, — Я последним буду, закроемся… Господи, Лейсана, светильник!
Свет погас. Все так же дружа с тишиной, компания миновала дверь и начала спускаться по лестнице, ведущей вниз — в подвал.
— Как-то темновато, — Аксинья прижалась к Олесю, спутав его со Стасом, и вскрикнула.
Было не только темно, но и тесно. Сатана протиснулась между чьих-то ног и побежала вниз.
Все робко шагали. Через пятнадцать ступенек руки Олеся ударились о еще одну дверь, на этот раз деревянную.
— Открывай, открывай, — поторопил Марк.
Олесь нащупал ручку. И дверь открылась.
Часы Марка сообщили, что на улице рассветает: четыре утра ровно. Если бы не воодушевленный крик лидера, поверившего в то, что все обошлось и охотники их не заметили, Олесь так и спал бы на плече у Матвея.
— Еще пару часиков, опосля канаем отсюда, — радовалась Хмылка.
Матвей протянул Олесю вскрытую консервную банку.
— Тушенка. Ешь.
Как оказалось, подвал действительно приспособлен для случаев, когда надо что-то переждать. Здесь был и свет, и холодильник, и плита, и даже туалет. Еды хватило бы на всю зиму. Ружье на стене и два пистолета Макарова, один из которых спрятан за холодильником, другой — в ящичке стола, обещали защиту от непрошеных гостей. Даже система отопления позволяла не бояться холода. Единственное, чего не хватало — кроватей. Спальными местами вместо них служили мешки, забитые тряпками.
Олесь прочел на банке: «Каша рисовая с говядиной».
— Матвей, с говя…
— Да что тут мяса-то? Совсем нет! Ешь.
Олесь с обреченностью приговоренного к смертной казни взялся за ложку. Есть мясо иногда надо — это он признавал. С первой ложки он поперхнулся не столько из-за отвратительнейшего вкуса, сколько из-за неожиданного пения Аксиньи.
— Защити-и-и-ит космос от врагов наших, обереж-ж-жет дом наш от сеятелей зла-а-а!
Девушка ходила из угла в угол с зажженной свечкой в руках.
— Аксинья, ты спятила? — глаза Марка от удивления сильно расширились, будто он увидел дьявола во плоти.
— Надо было перед отъездом заговор на добрый путь прочесть, да забыла. Теперь читаю от врагов, я же ведьма.
— Какая из тебя ведьма? Только и умеешь ауру видеть! — хохотнула Хмылка, валявшаяся на мешке.
И тут со стены упал портрет Ивана Святого — единственного мага, который попытался совершить революцию и был казнен публично на Красной площади Москвы.
Олесь понимал Аксинью. Ему, как и ей, достался бесполезный чанк. Правда, его способность чуть полезней в определенных условиях: он умеет бесконечно долго дышать под водой. Иногда маги, наделенные не использующимися чанками, чувствуют свою ущербность и хотят каким-то образом напомнить окружению, что они заслуживают называться теми, кем являются.
А вот у Стасика хороший дар: он может разрушать, выводить из строя или заставлять работать электрические приборы. Именно Стас был самым ценным работником мэра, ведь сигнализации и камеры наблюдения подвластны только ему. И еще его плеер четвертый год работает без батареек.
Матвей передал бутылку с водой. Олесь взглянул на его лицо: оно почти всегда было бледным, хмурым, но никогда блаженным. Казалось, что такой человек нисколько не эмоционален, вечно холоден и беспристрастен, но Олесю и Хмылке, его семье, было известно, что это далеко не так. За его острым подбородком, идеальным ртом и большой радужкой глаз, напоминавших синие звезды, скрывались эмоциональность и страсть. Время от времени их можно было угадать и в беспорядке черных волос.