Спаси себя сам

Валерию казалось, что они ехали к больнице целую вечность. Особенно было больно первые двадцать минут: он ощущал каждую кочку, каждую ухабину. Каждый удар машины отдавался в поврежденных ногах, в спине, и Валерий чувствовал нестерпимую боль. Он еле сдерживал стон, который, зарождаясь в легких, буквально разрывал их, и мужчина не кричал на весь салон только благодаря навыкам, полученных на тренировках, воспитавших в нем твердую волю. Со временем боль незаметно ушла: подействовало обезболивающее. Он даже заснул, и ему приснился волк с оскаленной пастью: он надвигался на него, становясь все больше. И вот он настолько приблизился, что закрыл собой весь обзор. Огромнейшие клыки торчали над головой человека, а потом начали опускаться вниз. Он стоял в оцепенении, не в силах что-либо предпринять, но спасительная мысль все же мелькнула. И тут вдруг здоровенная пасть начала рассыпаться на мелкие частицы, похожие на небольшие шарики. Через пару минут от волка не осталось и следа. Хотя в душе у человека поселился страх: неизвестный, неимоверный, архаический страх. Его начало трясти, непонятно почему, он не знал, куда себя деть и что делать, и побежал. Бежал долго и, по идее, уже должен был запыхаться, но нет: дыхание оставалось ровным. Помолодел, что ли? Постепенно успокоившись, он остановился: куда бежал и зачем, уже забыл. «Странно все это», – подумал он про себя. Почувствовав сильную усталость в ногах от непривычного бега, он сел на землю. Над головой застыла черно-белая картина ночного неба, звезды мерцали как никогда, прорезая своими лучами мглу. И тут он почувствовал под собой дрожь. «Землетрясение?» – подумал Валерий и открыл глаза. Оказалось, его положили на каталку и повезли по коридорам больницы.

– Куда вы меня везете?

Его никто не услышал, даже он сам. Он сделал еще попытку, но и она ничего не дала: у него пропал голос. Как это могло произойти? Над ним наклонился человек в белой шапочке и протараторил что-то на итальянском. Валерий уставился на него, хотел что-то сказать, напрягся, почувствовал боль в голове, да такую, что чуть не выключился. Ему пришлось закрыть глаза: так было легче перенести эту новую странную боль. Доктор, который пытался наладить с пациентом связь, понял, что ему не удастся это сделать. Спустя минуту они въехали в операционную. Валерий лежал с закрытыми глазами. Вдруг яркий свет от операционной лампы просочился сквозь веки и сделал ему больно. Он приоткрыл глаза, посмотрел на суетившихся людей. Смуглые итальянцы что-то обсуждали на своем языке. И, хотя пациент не понимал ни слова, он ощутил, что все их кивки и жесты означают недоброе. Спину снова начало ломить: видно, действие обезболивающего заканчивалось. Ему надели маску…

* * *

За окном светило яркое солнце. Полная тишина настораживала: это большая редкость в наше время. Днем всегда шумно, суматоха везде и повсюду, а тут – полный штиль… Как это возможно? Через большие окна солнце так нагрело комнату, что казалось, весь кислород исчез, дышать было нечем. «Окна, как и двери, закрыты. Нужно их открыть», – подумал человек и уже хотел было сделать движение, чтобы встать, но не смог. Попробовал снова – и опять ничего. Странно, почему он не может встать? Хотел снять с себя простыню, которой был укрыт, и этого не смог этого сделать. Паника нарастала медленно, по мере понимания безысходности ситуации. Все, что он мог, это вертеть глазами – он даже не мог повернуть голову. Эмоции начинали понемногу усиливаться и грозили разорвать человека на части, если он сейчас же не встанет. Но он не мог встать.

Через несколько минут его злость достигла максимальных размеров, и казалось, что она вот-вот уничтожит грозила разорвать какой-нибудь орган, если ей не дать выход. Нужно ее выпустить, иначе будет беда, если она останется в теле. От вскипевшей злости лицо покраснело, сердце стучало неимоверно часто, давление зашкаливало, глаза налились кровью. Огромнейшая энергия, которой обладала злость, не могла найти выход: он не мог ничего сделать, даже крикнуть, что позволило бы сбросить часть накопленного. Даже мысли затопила абсолютная злость, она была всепоглощающей и непобедимой. Он окинул глазами комнату, надеясь увидеть хоть одного человека, но в этой большой комнате с высоченными потолками он был совершенно один. Пытаясь понять, что же с ним приключилось, он цеплялся взглядом за те предметы, которые мог видеть вокруг себя, и понял, что это напоминает больничную палату. Правда, здесь все было более высокотехнологичным, чем он привык видеть.

Вдруг откуда-то прилетела муха и села ему на нос. Как же бесят эти мухи! Но теперь он понял это по-настоящему, потому что прошла минута, две, три, а муха не улетала, он просто не мог ее согнать. А то, что он изо всех сил таращил на нее глаза, совсем не беспокоило это мелкое, жалкое насекомое. Муха все больше впивалась ему в нос, и это было не то что бы больно, но противно и щекотно до такой степени, что, достань он в эту минуту до носа, он бы в кровь его разодрал.