Казалось, будто кто-то выдернул штекер. У меня в ушах все еще стояли гудки. Секунды тянулись словно в замедленной съемке, рот ректора Лексингтона шевелился, но я больше ничего не слышала.
– Вы не можете это сделать, – шепотом сказала я. – У меня уже есть приглашение в Оксфорд.
Ректор Лексингтон не ответил, он лишь сложил фотоснимки вместе и сунул назад в конверт. Конверт был коричневый, в углу я различила штамп, предположительно отправителя. Я сощурилась и разглядела до боли знакомую витиеватую черную букву Б.
Мое сердце дрогнуло.
Этого не может быть.
Никто из них не мог это сделать.
Они не могли так оболгать меня.
Джеймс, Лидия…
– Кто из учеников дал показания? – спросила я, почти потеряв голос.
Ректор почти сострадал мне.
– Это закрытая информация, мисс Белл. Не угодно ли вам теперь покинуть мой кабинет? Относительно отчисления мы направим вам письменное подтверждение. Хорошего дня.
Он начал копаться в стопке бумаг на столе и затем устремил взгляд на монитор компьютера – недвусмысленный намек, что мы свободны.
Совсем. Окончательно. Нет.
– А известно ли вам, как я рвала задницу для этой школы? – вдруг вырвалось у меня.
Ректор Лексингтон медленно поднял недоуменный взгляд:
– Не вынуждайте вызывать службу безопасности, мисс Белл.
– Вы не можете вышвырнуть меня из школы только потому, что я здесь на стипендии и у меня нет богатых родителей, которые могли бы подсунуть вам деньги, как только кто-то пустит подлый слушок.
– Я бы попросил вас! – с негодованием воскликнул ректор Лексингтон.
– Вы подлое…
– Руби! – резко воскликнула мама. Она схватила меня за локоть и подняла со стула.
Без лишних слов она вытащила меня из кабинета в приемную. Я кипела от ярости и все три метра до выхода, не отрываясь, смотрела на ректора Лексингтона, пока мама не захлопнула за нами дверь.
Того, что произошло, не могло быть. Это просто нереально.
Мотая головой, я повернулась к матери:
– И ты в это веришь? Каким больным надо быть, чтобы выдумать такое? – спросила я.
Мама не смотрела мне в глаза.
– Я так и знала, что случится что-то такое, когда мы послали тебя в эту жуткую школу.
Я вздрогнула, и глаза у меня расширились:
– Что-о?
Мама отрицательно мотала головой:
– Руби, как ты только могла это сделать?
– Я же сказала, что не было этого! – воскликнула я.
Если даже собственная мать не верит мне, то я не знаю, что делать. Меня охватило отчаяние, оно затруднило дыхание.
– Мама, ты должна поверить, я никогда не целовалась с учителем.
– Я бы тоже никогда не подумала, что ты будешь нас обманывать ради того, чтобы переспать с другом, но, кажется, в последние месяцы все изменилось.
Я смотрела на нее раскрыв рот.
Мама глубоко вздохнула и тихо пробормотала:
– Мне больше нечего тебе сказать, Руби. Ты меня совершенно разочаровала.
Глаза наполнились слезами. Я искала, что ответить, и не находила слов. Я не чувствовала собственного тела, словно контуженая. Единственное, что пронеслось в голове, это вопрос, кто же, черт возьми, сделал эти снимки.
– Мама…
– Пожалуйста, поезжай домой на автобусе, – перебила она меня, тяжело сглотнув. – Мне надо поговорить с отцом.
– Я этого не делала, мама.
Не обращая внимания на мои слова, она поправила на плече ремешок сумочки и вышла в коридор.
Я осталась одна.
Слова ректора Лексингтона повторялись у меня в голове как заевшая пластинка.
Исключены. Незадолго до конца второго семестра. До того, как я получу свидетельство об окончании школы. Хотя дома на стене уже висит распечатанное письмо с приглашением в Оксфорд.
Без свидетельства об окончании школы про Оксфорд можно забыть.
Все, над чем я работала последние одиннадцать лет, идет прахом.
Осознание того, что сейчас произошло, ударило по мне со всего размаха. Я пошатнулась на месте, потому что все вокруг закружилось. Я с трудом набралась сил покинуть приемную ректора, не рухнув.
В коридоре попадались стайки учеников, которые спешили в столовую, радуясь большой перемене, и мои ноги тоже понесли бы меня в столовую… Но туда нельзя.
Мне нельзя больше попадаться на глаза оргкомитету.
Мне даже в вестибюле больше не полагалось стоять.
– Руби? – послышался рядом знакомый голос.
Я подняла затуманенные слезами глаза. Когда Джеймс увидел, в каком я состоянии, то нежно обнял меня за плечи.
– Я слышал, что тебя вызывали к ректору. Что случилось? – настойчиво спросил он.
Я могла только помотать головой. Просто выговорить это было чистым безумием, к тому же этот кошмар тогда сразу обретал реальность. Единственное, что я могла сделать, – это упасть на грудь Джеймса. Я зарылась лицом в его пиджак и на короткое время дала волю слезам. Лишь ненадолго, только чтобы вновь обрести твердую почву под ногами.