Спасибо за обман

Внимательный взгляд взрослого человека выхватил дрожание пальцев, голову, вжавшуюся в плечи, и… шаг назад, от скамейки. Он вздохнул, догадавшись, что ребёнок не вполне здоров, но отступать не хотел. Николай подошёл и сел рядом с котом, который сразу проснулся, встал, потянулся, выгнул спину и пристроился возле хозяина. Чёрные глаза Шуры восхищённо наблюдали за плавными движениями животного, прерывистый вздох мальчика вырвался неожиданно для него самого. Мужчине показалось, что этот звук напугал его.

— Чего ты боишься, Шурка? — негромко спросил он и похлопал рядом с собой, приглашая его присесть. — Тебя здесь никто не обидит. Садись к Ваське, он только рад будет потереться о тебя. Садись-садись.

Вернувшийся за ними Арай застыл в изумлении, наблюдая из ворот, как его молчаливый, никого ранее не замечавший сын, спокойно поглаживает здоровенного кота, а тот с готовностью принимает детскую ласку. Николай что-то рассказывал ребёнку о соседском петухе-драчуне, который гонял даже гусей. Говорил о маленьком бычке, гулявшем недалеко на привязи, и о том, что у него уже есть рожки. Арай зажал себе горло широкой ладонью, чтобы не вырвался ни один звук, способный помешать общению его сына и человека, годящегося мальчику в деды.

И совершенно некстати в кармане зазвонил телефон, разрывая идиллию.

— Да, Лариса, — отходя вглубь двора, произнёс Арай, — у нас всё нормально.

— Я тебя не спрашивала ни о чём. Главное забыла сказать: у него в рюкзаке таблетки, которые надо давать по часам. Схему я тоже положила. Не забывай, иначе он устроит концерт в любом месте.

— Какие таблетки? Зачем? — удивился он. — Ему их прописали?

— Да! Не задавай идиотских вопросов! Всё.

Арай направился к машине, обратив внимание, как мгновенно изменилось поведение ребёнка: он снова опустил голову, сжал руки в кулачки и сидел неподвижно. Николай Палыч медленно потирал щетину и, прищурившись, смотрел на отца, взявшего рюкзак. Арай изучал содержимое, читал записку и качал головой.

«Я не разбираюсь в лекарствах, но инструкции настораживают. Транквилизаторы? Тут сказано, что «это группа психотропных успокоительных веществ полностью синтетического происхождения. Препараты влияют на эмоциональный фон человека, и/или на его мышление. Необходимостью приёма таких препаратов является неспособность нервной системы к самовосстановлению. Перегруженность психики приводит к разным проявлениям: эмоциональные перепады (смены настроения); нарушения сна; тревожность; нервозность и агрессивность; нежелание контактировать с людьми; панические атаки и подобные симптомы… Продажа без рецепта запрещена». Неужели это можно принимать семилетнему ребёнку? Но врач не стал бы…»

Он в недоумении посмотрел на сына и поймал его встревоженный взгляд на себе. Казалось, ребёнок понимал, что отец не знает, как поступить. А Николай Палыч сквозь прищур наблюдал за мужчиной, державшим в руках детский рюкзачок и коробки лекарственных препаратов. Видел его растерянность, но выводы делать не спешил. Лишь осторожно положил узловатую ладонь на макушку мальчика, потрепал его по густым чёрным волосам и сказал:

— Пойдём, Шурка, на обед. Там баба Зина вкуснятины наготовила, пальчики оближешь. Пошли, руки помоем, и шагом марш за стол. И Васька с нами пойдёт, это обязательно. Он никогда не отказывается подкрепиться.

Арай смотрел, как его сын быстро побежал в дом, обогнав и кота, и Николая.

Глава 2

Воскресенье близилось к закату, когда тёмно-синий автомобиль выехал за пределы деревни на трассу. В салоне вкусно пахло выпечкой, сушёными грибами, домашним салом с чесноком и немного летним солнцем, подрумянившим детскую кожу. В багажнике позвякивали банки всяких разносолов и варенья. Арай мысленно удивлялся, зачем Тамаре такое количество еды, но загрузил всё, что попросили.

За весь день, проведённый за городом, мальчик не сказал ни слова, однако эмоции потихоньку брали верх над скрытностью и замкнутостью. Его отец не знал, что стало тому причиной: смех и шутки Тамары, её добрые родители, уют настоящего семейного очага или всего лишь обычный пушистый кот Васька, одаривший Шуру своей дружбой.

«Сегодня действительно воскресенье — для нас, отдалившихся друг от друга из-за чьих-то требований. Должно что-то измениться. Невозможно, чтобы снова ушли его эмоции, словно воскреснувшие из небытия. Если для меня, взрослого человека, сегодня было полно открытий, что уж говорить о нём? Ведь когда он родился, ещё умел смеяться, учился новым словам, бегал за мной хвостиком в редкие мои выходные. А потом переехали сюда, и всё рухнуло. Я безмерно виноват перед ним. Надо было бороться за сына! Но как? В суд подавать? И что я могу предъявить? Одинокий мужик, без родителей, которые помогли бы присматривать за ребёнком. Няню нанимать? А какой тогда смысл забирать его у родной матери?»