Спасите наши души

«Таблетки (в том смысле, который мы им придаем в теме) – это ЛЕКАРСТВО. Как антибиотик. Как преднизолон. Как химия при онкологии. Их должен назначать врач. Иногда без них нельзя, не получается. А иногда – получается. Зависит от организма, от психики, от наследственности… Ну давайте сейчас всем диабетикам предложим не маяться дурью, закинуть инсулин подальше, а поехать на речку, с тортиком? Нет? НЕ хотите парочку трупов получить? Странно, а я вот лично прекрасно обхожусь без инсулина и даже тортики кушаю! Наверное, у них сила воли была слабая. И самообман.

Депрессия – такая же болезнь. Если все само прошло – это НЕ депрессия была. ЕЕ надо лечить, к ней надо относиться с уважением, ее нельзя презирать и игнорировать. В легких случаях могут помочь травки, отдых, смена обстановки… Но в тяжелых – человек чего всего просто не воспринимает? Он не понимает – день сейчас или ночь. И что из этого следует. Он не хочет жить. Совсем. Никогда. И вот тогда нужно сильное воздействие. Одним из таких воздействий – самым доступным, дешевым, вписывающимся в повседневную жизнь – являются таблетки. Потому на них все и сидят.

Но это НЕ полезно. Очень».

Алиса представила себе речку, соленую рыбу и пиво. От этого можно получить удовольствие… если ты можешь получать удовольствие. Однозначно. Следующий оратор прав. И насчет того, что надо уважать свою депрессию. Нянькаться с ней, считаться, пытаться дышать вопреки, глотать всякую дрянь… Алиса знала женщину, которая это написала. Ей обязательно нужно жить, работать, бороться… Потому что у нее неизлечимо болен ребенок. Церебральный паралич. Эта Кира живет не потому, что живет. Она заставляет себя функционировать, как хорошо отлаженный автомат, чтоб ни плохое настроение, ни серьезная болезнь, ни новая беда не нарушили привычного существования абсолютно беспомощного сына. Он всегда будет таким. А она сама в борьбе за собственную непоколебимость, по сути, давно наркоманка. Она пятнадцать лет живет на таблетках и, конечно, никогда от них уже не избавится. Попытается – и сразу начнет думать о том, что впереди. А это уже для нее невозможно.

Алиса вздрогнула от телефонного звонка.

– Да, Ирма. Нет, конечно, не сплю. Я тоже беспокоюсь. Она мне не звонила, и телефон ее недоступен.

– Ты понимаешь, Лис. Домашний тоже молчит. Что-то должно серьезное случиться, чтобы Настя пропустила вечернюю прогулку собак. Особенно теперь. Она ведь Шоколада к себе перевезла, знаешь?

– Да, она говорила. Ну, и правильно. Ему было плохо на передержке, она с ума сходила. Такой красивый пес, ты видела?

– Да, чудо какое-то. Но как она справляется с тремя? Слушай, может, пора что-то делать? Искать ее сестру, племянницу? У тебя нет их телефонов?

– Племянницы вроде есть. Но они ничего не знают, Ирма. Они не беспокоятся. Если что-то случилось, она нам будет звонить. Давай ждать.

Глава 26

Лена вошла в зал, когда ее муж пытался что-то накапать себе в бокал из практически пустой бутылки. Мария говорила по телефону.

– Я тебя спрашиваю, как бабуля из пятой? Ты че, дура, что ли? Что значит, ей было плохо, а сейчас ты не знаешь? Иди посмотри. Ей до завтрашнего дня должно быть хорошо. Я ж сказала, приеду с нотариусом утром! Только попробуй спать опять лечь. Я узнаю! Давай уколы делай, капельницы ставь, клизмы, но чтоб все было в порядке.

– В богадельню звонила? – устало спросила Лена.

– Звонила. В домах престарелых самые тупые – не престарелые. Эта Шурка никак не врубится, за что я ей плачу. То ей спать, то ей срать… Завтра надо подписывать дарственную на квартиру, а у нее бабуля вдруг помирает. Не, я не знаю просто, как работать с этими людьми. Слушай, Лен, а у тебя еще выпивка есть? – спросила Мария.

Лена внимательно посмотрела на нее, на мужа и вышла за выпивкой. Не первый раз ей кажется, что они какие-то не такие после ее отсутствия. Он слишком спокойный, Мария слишком взвинченна. И что-то еще… У Лены была проверенная в боях интуиция. Но не в ее правилах торопить события. Они должны созреть сами. Особенно неприятные. Вообще – возможно ли что-то подобное? Ее Коля и ее подруга-соратница, а по сути, самая страшная баба, какую ей только приходилось видеть. То есть она как подруга замужней женщины – столь же идеальный вариант, как партнер по их делам. Нет, конечно, ей показалось. Просто она слишком перенервничала из-за хирурга. Лена не ушла из клиники, пока ребенку не ввели наркоз. Немного больше, чем нужно. То есть формально операция, которую оплатили, будет сделана, но мальчик уже, наверное, умер на столе… Она вспомнила лицо матери, которая в коридоре мяла в руках платок, что-то говорила, благодарила, и отогнала это воспоминание. Ребенка ей было искренне жаль. Она привыкла считать себя доброй. Лена быстро перекрестилась: «Царствие ему небесное».

Она вкатила столик с бутылками в гостиную, настроение всех троих сразу поменялось: предвкушение, потом оживление, желание что-то сделать…