Марину Степановну Пронькину никто не любил. Так она считала всю жизнь. Ее не любил, а просто терпел муж, не любила и временами терпеть не могла дочь Маша, у нее не было подруг, подчиненные в бухгалтерии, где она работала, замыкались, когда она появлялась в общей комнате. Она иногда слышала шепот за своей спиной: «Подожди, вот эта уйдет… Потом поговорим, эта пришла…» У нее не было объяснений такому отношению. Она считала себя не хуже других. В молодости была совсем симпатичная. Да и сейчас: хрупкая, стройная, со светло-голубыми глазами, нормальным, почти миловидным лицом. У нее тихий, мягкий голос, нерешительный взгляд. Только иногда голос становится неприятно-металлическим, с непримиримыми нотками, а глаза – холодными и злыми. Но это видели и слышали немногие. Марина никогда и никому не сделала ничего плохого. Наоборот: она всю жизнь старалась, чтоб все было как надо. Знала, что муж не только выпивает, но и погуливает, а требовала от него лишь одного – приходить домой в одно и то же время и приносить зарплату. Требовала, как ей всегда казалось, достаточно мирно. Без истерики, битья посуды, угроз. Просто разъясняла, словно учительница, каким должен быть ответственный муж и отец, как мало она требует от него на самом деле. Беседы явно помогали. После каждой из них Сеня долго приходил в одно и то же время. Если приносил зарплату существенно меньшую, чем получал (она не стеснялась звонить своим коллегам в бухгалтерию его работы), то на следующий день откуда-то приносил недостающую сумму. То есть все было почти нормально. Сексуальная близость у них прекратилась вскоре после рождения дочери, Марина совсем из-за этого не переживала, скорее наоборот. Вот только она стала замечать, что выяснения отношений со временем окончательно превратились в ее монологи. И еще. Он все чаще отводил от нее глаза, но она временами ловила его взгляд, косой, невольный… В нем было… Что это было? Раздражение, отвращение, ненависть… Мягко говоря, нелюбовь. Она ни в чем не была виновата, она только хотела, чтоб все было у них, как надо. Иногда она ощущала эту нелюбовь к себе как собственное увечье. А потом стала подрастать дочь… С ней «как надо» не получилось совсем. Марина не помнит, каким она была вообще ребенком, была ли она ребенком. Маша очень быстро стала некрасивым, тяжелым подростком.
Однажды Марине позвонили соседи. Она прибежала на пустырь за школьным двором, оттолкнула зевак и увидела, как Маша жестоко избивает девочку из параллельного класса. Она таскала ее за волосы, била ногами, девочка уже даже не кричала. Закричала Марина – первый раз в своей жизни, – так, что у самой перепонки напряглись. Маша оглянулась, и Марина вцепилась ей в руки, потащила, в квартире толкнула в ее комнату и закрыла дверь на ключ. Она дочь даже в туалет не выпустила до утра. Сама всю ночь пролежала в отчаянии, пытаясь понять, как надо поступить. Утром она знала точно. Открыла комнату дочери, велела той привести себя в порядок, схватила ее за руку и потащила в районный психдиспансер. Врач долго разговаривал с Мариной, затем наедине с Машей, потом пригласил мать одну.
– История у нас такая, – начал он сладким голосом «радионяни». – Мы имеем сложного ребенка, который вырастет тяжелым человеком. Для того чтобы вам легче было с ней справляться, можно поставить девочку на учет, можно корректировать ее поведение препаратами. Но я должен вам сказать приятную вещь. Она совершенно нормальна с точки зрения медицины. Просто она такая. – Доктор помолчал, наслаждаясь произведенным впечатлением, а потом неожиданно хихикнул. – С точки зрения медицины, скажу я вам, и Чикатило был нормальным. Вот какие пироги. Что скажете, мамаша?
– Что вы идиот, – металлическим голосом ответила Марина.
На следующий день она потащила дочь к другому врачу, потом к третьему… В результате, когда Маша кончала школу, пришлось выкупить из психдиспансера ее медицинскую карту и снять с учета. Она надеялась, что дочь будет поступать в институт. Наутро после выпускного вечера Маша дохнула на мать перегаром и сказала:
– Мне твои институты до одного места. Мне надо деньги зарабатывать. Вы мне даже машину не можете купить. А мне нужна хата нормальная. Чтоб вас там не было. Родители. Глухонемой и тупая. Достала ты меня.
Деньги у нее появились очень быстро. И квартира, и машина, и конюшня, и участок огромный в элитном поселке… Только Марина никак не могла себя убедить в том, что все идет так, как надо. Ее не интересовал бизнес дочери. Хорошо, что он есть, вот и все. Как теперь без него прожить нормально? Она просто смотрела иногда в замкнутое, недоброжелательное, отстраненное лицо дочери и думала: на что была потрачена ее, Марины, жизнь? На этого чужого человека? То, что Маша не любила мать, было, наверное, очевидно для всех. То, что Марина не любила дочь, стало ее постыдной тайной.
…Она сидит уже три часа перед сумкой с фруктами и йогуртами. Сегодня у нее свидание с дочерью в тюрьме. А она не может заставить себя встать и выйти из квартиры.
Глава 4