Спасите наши души!

— Пойдем со мной на улицу, — сказала Ася. — Там ты мне все объяснишь. — Она потянулась было к мальчику, чтобы взять его за руку и увести с собой, но он весь сжался.

— Тебе-то что?— сказал он и забился в угол.— Хочу и сижу.

На беду Ася никак не могла вспомнить, как его зовут.

— Что тут происходит? — спросил человек в длин­ной одежде вроде ночной рубахи, только из плотного материала. Из-под одежды внизу виднелись ботинки на толстой подошве, а сверху, у шеи, — грязноватая зефировая сорочка с вязаным галстуком.

Во время службы этот человек помогал попу, по­том пел с хором, потом что-то говорил даме за при­лавком, пересчитывая вместе с ней деньги.

— Что у вас делает этот мальчик? — спросила Ася. — Он школьник, нельзя ему тут сидеть, не может он быть нищим, — быстро и горячо сказала она. — Я хочу увести его отсюда к нему домой.

— Блаженны нищие, плачущие, кроткие, — отве­тил человек в одежде, похожей на ночную рубаху. — А вы, барышня, ступайте-ка, у нас здесь свои порядки.

— Отстань от меня! — крикнул мальчик. — Что она ко мне привязалась? — Его худая спина затряс­лась от плача.

— А вот мы сейчас батюшку позовем, — сказали старухи, — он тебе покажет, как в храме непорядок устраивать.

Ася растерянно вышла на улицу.

Она ведь хотела сделать как лучше. Но на папер­ти (Ася вдруг вспомнила, как называются ступеньки церкви) она остановилась. Уйти, оставив тут мальчи­ка, который вместе с ней был в пионерском лагере, вместе с ней выходил по утрам на линейку, вместе с ней в день открытия лагеря сидел у пионерского костра? Но как снова войти внутрь? Что сказать мальчику? Как увести его оттуда?

Ася постояла на паперти в нерешительности. Нет, так сразу она ничего для мальчика сделать не смо­жет. Нужно с кем-нибудь посоветоваться. Ну, напри­мер, с Вадимом.

Ася быстро сбежала вниз. по ступеням и, не оглядываясь, пошла к воротам своей стремительной походкой и вдруг прямо перед собой увидела лицо Геннадия с высоко поднятыми изумленными бровями и приоткрытым ртом. Он словно бы хотел ее оклик­нуть, но на полуслове остановился.

Геннадий сидел в будочке чистильщика сапог пря­мо против ворот церкви и, пока чистильщик наводил блеск на его парадные туфли, объяснял ему принцип, на котором основана солнечная батарея спутника. И в это время он увидел, как из церкви выходит Ася.

Может, ему померещилось? Нет, не померещи­лось. Он хотел было крикнуть Асе: «Привет, Рыжик! Как помолилась?» — но промолчал, сам удивляясь своей выдержке. Вот, значит, почему она сказала, что будет занята утром! В церкви была! Геннадий при­свистнул. Это открытие было посерьезнее, чем историк Вадим, от которого — Генка в этом был уверен — он Асю все равно, рано или поздно, уведет. А эту неожи­данность надо было, обдумать по-настоящему.

— Вот, в общих чертах все, — сказал он чистиль­щику, прерывая на середине свои объяснения об устройстве солнечной батареи и расплачиваясь.

Он хотел было догнать Асю, но раздумал. Вече­ром они все равно увидятся, а сейчас он еще не го­тов к серьезному разговору. Подумать только, такой девчонке задурили голову, в церковь ее затянули!

Чего доброго, вечером, вместо того чтобы повести ее на улицу Горького есть мороженое и пить воду с сиропом или просто погулять с ней по городу и по­стараться при этом спросить: «Как ты ко мне в дан­ный момент, Рыжик, относишься?» — придется ей объяснять, что бога нет.

Уж он-то, Геннадий, работающий в области теле­видения и электронной техники, может чем угодно поручиться, что все божественное — полнейшая ерун­да и что, с точки зрения физики, для бога просто не остается в природе места. Во всяком случае, это та­кая чепуха, на которую и десяти минут жаль, а не то что целого воскресного утра, которое так хорошо можно было провести   вместе   и   которое   теперь безвозвратно потеряно у него на шатание по улицам, а у нее — на какие-то дурацкие процедуры в церкви.

«В музей сходить и то лучше было бы», — поду­мал Геннадий, который терпеть не мог музеев. Но он подозревал, что Вадим, наверное, таскает Асю по му­зеям: с него станется. Правда, у Вадима еще первая категория по шахматам, но ведь не шахматами же он в конце концов Асю заинтересовал. «А впрочем, чего гадать? Вечером увидимся, там и поговорим», — ре­шил Геннадий.

Он не любил ломать себе голову над непонятным за исключением того, что могло быть выражено в ви­де радиосхемы. Занимаясь сложными схемами, он забывал про все. Только про Асю не забывал. Чем решительней она отвечала ему по телефону, что за­нята, чем небрежнее говорила с ним, тем больше он о ней думал. Геннадий злился на себя, но ничего не мог с собой поделать.

Вот и сейчас удивился, что она вышла из церкви, хотел подшутить над ней — не решился, подумал, что надо поговорить серьезно, — отложил серьезный раз­говор на вечер, а мысли сами вернулись к тому дню, когда он увидел Асю в первый раз.