Спасите наши души!

Наконец двигатель чихнул и завелся. Владелец лодки еще раз покосился на своего странного пассажира, решившего искупаться в одежде и остаться в открытом море, откуда до берега и до вечера не доплывешь. Как настоящий моряк, он не привык бросать людей в беде.

Моторка нагнала Саблина.

— Вы уверены, что вам не нужна помощь? — спросил араб.

Боцман плыл размеренно, дышал ровно.

— Я похож на сумасшедшего? — спросил он.

— Абсолютно не похожи, — честно признался араб. — Но…

— Какие еще могут быть «но»? — Виталий терял терпение. — Возвращайтесь в Латакию прямо сейчас.

— Понятно, — однако по тону стало ясно, что владелец лодки ничегошеньки не понимает.

— И разойдитесь с яхтой на солидном удалении, — посоветовал Саблин. — А в порту помалкивайте. Вам все равно никто не поверит.

Араб обернулся, глянул на неторопливо приближающуюся яхту, в глазах его мелькнула тень понимания. Но в этот момент Боцман ушел под воду. Владелец лодки поискал его взглядом.

— Пропал, — выдавил из себя он.

Саблин так и не появился.

— Да ну вас всех… — в сердцах выругался араб. — С ума посходили.

Он развернул моторку и, следуя совету своего странного и подозрительного пассажира, обошел яхту издалека, хотя и было искушение подойти поближе, поглазеть — на носу судна загорала топлес журналистка.

Грохотал двигатель, летели брызги, моторка возвращалась в Латакию. Араб прикидывал, стоит ли рассказывать коллегам по возвращении странную историю, но потом решил, что лучше помолчать. Чутье подсказывало опытному моряку, что вся эта история каким-то образом связана с появлением у побережья чертовых морских мин, погубивших уже не одно судно, из-за них люди боятся выходить в море. Каким образом связана — он бы не мог сказать. Но раньше все было просто и понятно, теперь же никто ни в чем не был уверен. Мины, хоть и показывали в теленовостях, говорили о них по радио, однако в представлении большинства они оставались чем-то вроде инопланетных пришельцев или призраков, непонятно откуда появляющихся и непонятно куда потом исчезающих. 

Глава 12

Яхта шла при попутном ветре. Грифитс аккуратно укладывал ее в очередной галс. Он любил ходить под парусом. Во-первых, это умеют единицы, а Джон во всем старался быть одним из лучших, во-вторых, когда идешь под парусом, ты сливаешься с морем, ты слышишь шепот волн, свист ветра, крики чаек.

Пока работа в Сирии вместе с Кэт складывалась удачно. Практически ни одного кадра не было снято зря, все удавалось пристроить и получить за снятое деньги. Вот только вчера не заладилось, кто-то забрался в каюту и унес кассеты с накопителями. Кому это может быть нужно, Джон представления не имел. Единственным приемлемым объяснением являлось высказывание Кэт. Мол, это конкуренты постарались. Но и оно было нереальным. Воюющая Сирия — источник новостей. Каждый день здесь случается то, что достойно появиться на экранах, только не ленись снимать. Это куда легче и безопаснее, чем пробираться на плавучий госпиталь, обворовывать каюту, а потом прыгать в ночное море. К тому же большая часть украденного уже служила материалом для монтажа теленовостей, а потому коммерческой стоимости почти не имела. Разве что в архив положить. Новость хороша, когда выдаешь ее в эфир первым, когда она с пылу с жару — горяченькая.

— Кэт, — позвал Джон.

Журналистка приподнялась на локте, обернулась.

— Ты припомнишь из своей практики случай, чтобы у тележурналистов крали кассеты?

Кэтрин перевернулась на живот, задумалась:

— Пару раз полиция кассеты изымала. А так, чтобы красть? Хотя припомнила. Был у нас такой случай.

— Ты с кем тогда в паре работала?

— Не хочу его вспоминать. И знать его имя тебе необязательно. Жуткий тип. По вечерам напивался и пытался вломиться ко мне в номер. Мы с ним в Косово снимали. Трезвый — милый человек, а вот выпьет, у него крышу сносит. В первый же вечер пришел ко мне. Я думала по делу, планы на завтра обсудить. А он мне с порога — давай потрахаемся. Просто так в лоб и говорит. Я, конечно же, возмутилась.

— Ты против секса принципиально? — уточнил Джон.

— Секс — это удовольствие, а каждое удовольствие должно быть приятным. Нельзя же вот так с ходу. Это уже мастурбация какая-то, а не секс. Я ему так и сказала. А он так и не понял, что меня не устраивает. Сказал, что мы взрослые люди — чего тут такого? Мол, у меня есть то, чего у него нет, а у него то, чего нет у меня.

— Кэт, все это поучительно, но я про кражу кассет спрашиваю, — напомнил Грифитс.

— Ну, не могу же я рассказать тебе без подводки, — проворковала Кэт. — Этот урод на меня разобиделся. И, оказалось, что стал по вечерам снимать то, как я моюсь в душе.

— Скрытой камерой?

— Какое там! Забирался на крышу отеля и снимал через окно. Ты же знаешь, я люблю мыться с открытой дверью.

— Приму к сведению.

— Извращенец. Мало того, что снимал, так потом еще прислал мне по электронной почте. Вот тогда я забралась к нему в номер и украла кассеты.

— Поучительная история, но к нашему случаю абсолютно неприемлемая. Что ты с ними сделала? На память оставила?

— Вытащила всю ленту из кассеты и мелко изрезала маникюрными ножницами.