Спасите наши души

Неужели это ощущение надежности, тишины и покоя, которое он испытал, проходя сквозь двойной и темный тоннель ворот, и есть то проявление бога в душе, которое превыше всех иных доказательств его существования? Сколько раз толковали ему об этом чувстве, и как старался он проверить, испыты­вает ли его. И вот оно, наконец, пришло в день раз­рыва с Асей. Уж не  награда  ли это за  разрыв?

И вдруг трезвый голос сказал: все, наверное, проще. Он устал, переволновался, всю дорогу стоял на но­гах, а сейчас вошел в стены, где не нужно скрывать, кто он. Здесь он не чувствует себя белой вороной. Здесь он один среди многих, таких же, как он.

Павел поднялся мимо сонного швейцара по лест­нице и прошел по коридору общежития. Он ступал осторожно и тихо, словно боясь расплескать вдруг возникшее в душе чувство, в котором еще сам не до конца разобрался.

Утром его разбудили громкие голоса. Не откры­вая глаз, он прислушался. Говорили соседи по ком­нате.

— А я вам говорю, нет места лучше, чем на кладбище.

Павел открыл глаза. И, как всегда утром, увидел над собой тяжелые своды низкого потолка. Говорил Николай Самохин, сосед по классу и общежитию. Это его приятный басок.

— А я вам говорю, — убежденно повторил Са­мохин, — нет места лучше, чем на кладбище. Это дело верное. Я и на летнюю практику обязательно буду добиваться только на кладбище.

— Еще чего, на кладбище! — перебил Пантелей Здоров, первый спорщик в их десятке. — Наотпеваешься еще, когда приход получишь. А сейчас, пока ты человек вольный, на лето куда-нибудь махнуть, где лес, речка, рыбалка. Отпономарил для практи­ки — и за удочки! Хорошо! Проснулся, Милованов? Может, в твой город попроситься? Как у вас там рыбалка? А танцы в городском саду бывают?

— Что ты его спрашиваешь? — прогудел Само­хин на мягких низах своего голоса. — Он ведь у нас идейный. Куда велят, туда пойдет.

Павел промолчал, прикрыл глаза. Хотелось снова вызвать в душе вчерашнее чувство.

...Днем он встретил во дворе женщину, которую видел вчера в электричке, с лицом еще более испу­ганным и еще более усталыми глазами. Она дожи­далась, пока до нее дойдет очередь войти в церковь. Ах, если бы можно было узнать, о чем она думает сейчас, а главное — что изменится в ее жизни после этого дня в молитвах?

На следующий день начались будни.

В семь утра прозвонил звонок подъема, и помощ­ники инспектора заходили по общежитиям, пото­рапливая тех, кто запаздывал с вставанием. Времени было мало, но самые ревностные — среди них До­бровольский и Самохин — успели добежать до храма, расположенного  в   дальнем   углу двора,   и  при­ложиться к мощам основателя лавры. В начале де­вятого все спустились в сумрачную столовую. Рас­саживались по чинам: ближе к киоту с иконами — преподаватели, посвященные в сан; потом студенты академии, отличающиеся от семинаристов возрастом и черной бархатной полоской на воротнике куртки; потом семинаристы по старшинству классов.

Священник прочитал утреннюю молитву, все про­пели хором «Отче наш» и принялись за еду. Ели молча. Говорить не разрешалось, да и мешал голос чтеца, громко и четко читавшего житие святого...

Вдоль столов за спинами завтракающих проха­живались помощники инспектора: обрывали тех, кто пытался заговорить.

Доели. Снова прозвучала молитва: «Благодарим тебе, Христе боже наш...»

Поспешили в классы. Павла в коридоре остано­вил отец Феодор. Негромко и заботливо он спросил, как Павел съездил в город, и дал понять, что неко­торые послабления в общих правилах для Павла совершаются не без его, отца Феодора, предстательства. Потом все так же благожелательно он отпустил Павла, а когда тот дошел почти до дверей класса, негромко окликнул его снова:

— Да, Милованов, какой это вы опять задали на уроке вопрос?

— Koгда? — спросил Павел, стараясь догадать­ся, о чем идет речь.

Отец Феодор тут же подсказал:

— На уроке нравственного богословия. Что-то связанное с вашим родителем. Припоминаете?

У Павла неприятно дрогнуло сердце. Вопрос был невинным, но отец Феодор уже знает о нем.

— Мой отец погиб, спасая ближних, — сказал Павел и замолчал.

— Осведомлен о печальном происшествии, которое привело вас от безбожия к богу. Но в чем же все-таки был ваш вопрос? — так же мягко, но чуточку настойчивее осведомился отец Феодор.

Павел неохотно сказал:

— Если все в мире совершается по воле божьей, как усмотреть в гибели моего отца мудрость и ми­лосердие божие?

— Это и есть ваш вопрос? — спросил отец Фео­дор небрежным тоном, как бы давая понять, что на такой вопрос ответить не составляет никакого тру­да. — Ну, и что вам сказал ваш наставник?

— Кого господь любит, того наказывает.

— Истинно! Притчи Соломоновы, глава 3, 12-й стих.

— Но я понять хочу! — воскликнул Павел и даже руки стиснул, чтобы показать, как мучительно хочет он понять.

— Понять? — мягко переспросил отец Феодор. — Молись, молись, а не рассуждай, В молитве ищи от­вета. Но мы еще потолкуем об этом. Не спеша, ве­черком, душевно... А теперь в класс!